плач. Тихий-тихий. Будто кто-то очень боялся, что его обнаружат, но не мог сдержаться от страха. Я медленно пошла на звук. Кажется отсюда. Я приподняла густую ветку вереска. Под кустом лежал большой щенок. Я даже вздрогнула. Испугалась, что он сейчас броситься на меня. Но щенок приподнял головёнку и тут же уронил её.
Я осторожно протянула руку. Малыш всхлипнул и замолчал. Я присела рядом и тихонько подняла его на руки. Он даже не попытался вырваться. Ослаб. Да и немудрено. Облава была три дня назад. Значит он все эти три дня один. Без мамки и молочка.
Я приподняла его голову. Как же он выжил? Он же совсем ещё маленький. От силы две недели. Глазки ещё мутные, только открылись. Но какой огромный. Килограмм десять будет. А ведь он ещё три дня не ел.
Да что же я стою? Молока! Срочно!
Спотыкаясь и оскальзываясь на крутом спуске, я поднялась наверх и бегом побежала домой.
На лужайке возле дома торчал Вамана. Увидел меня и закричал радостно.
– Альлига! Я тебе еду принёс. Где ты ходишь?
Тут он увидел щенка и запищал от испуга, вытаращив и без того огромные глаза.
– Не пищи! – Рявкнула я на него. – Немедленно на рынок и принеси мне молока. Свежего! – Это я уже крикнула ему вдогонку. А сама отправилась в дом. Молоко, молоком, но ребёнок же давно голодный. Как бы ему жирное не повредило. Значит надо молоко разбавлять. И разбавлять кипячёной водой. А кто её кроме меня вскипятит? Некому. Всё сама, всё сама.
К тому моменту, когда вода вскипела, прилетел мой горбун.
– Ты быстро. – Похвалила я его.
– Да я в город то не бегал. Коз тут недалеко пасут. Я и подоил одну. Ты же сказала – свежего.
– Молодца.
Щенок видимо почуял запах парного молока, потому что приподнял лобастую башку и снова заплакал.
– Сейчас, сейчас, маленький мой. – Засюсюкала я. Плеснула немного молока в чашку, добавила чуть чуть воды. Посмотрела на щенка. Не обжегся бы. Налила теплую жидкость прямо себе в ладошку и поднесла к его мордочке. Малыш вцепился в край ладони и зачмокал. Молоко быстро исчезло. Щенок заплакал ещё громче, требуя добавки. Я немного подумала и капнула в ладонь ещё грамм тридцать. Снова чмок-чмок и нет молочка. И снова плач.
– Нет, малыш, теперь погоди. – Сказала я. – Сразу много я тебе не дам. Я не знаю, как у вас у собак, но людям после голодовки обжираться не рекомендуется.
Я подняла щенка на руки и прижала голеньким животиком к своему животу.
– Погрейся.
Щенок принялся тыкаться мордочкой, ища титьку. Вамана закатился тихим смехом.
– Он думает, что ты его мамка!
– А я и есть теперь его мамка. – Ответила я.
В эту ночь мы с мальчиком остались ночевать в доме. Строго говоря, ночёвкой это назвать было нельзя. Каждые пятнадцать – двадцать минут я давала щенку разбавленного молока. К полуночи прилетели папа с Эйслетом. Поахали, попугались немного над щенком. Меня хотели напугать. Мол, зверь дикий, страшный. Вырастет – сожрёт. Но я сказала: – Ша! Пусть сначала вырастет.