− отсмеявшись, возвращается к разговору Орловский. − Сейчас переодеваешься и я тебя приглашаю принять участие в праздновании. Идёт?
− С чего бы вдруг? Я из твоих гостей только тётю Таню знаю.
− И?
− Без «и».
− Ну пообщаешься с ней, познакомишься с остальными. С цаплей вон.
В его глазах теперь точно насмешка − её уже не спутать ни с какими улыбками и прочими приступами веселья. Наверняка ожидает, что я откажусь и сбегу куда подальше. Например, домой. И это было бы весьма мудрое решение, но вместо него я киваю и говорю, как ни в чём не бывало:
− Окей. Сейчас только фартук сниму.
− Жду и надеюсь, Пухляш, − доносится мне в спину.
В такие моменты мне начинает казаться, что я вернулась в свои тринадцать. И мне приходится очень стараться, чтобы прогнать это дерьмовое ощущение.
Переговариваясь с тётей Таней под бокал вина и вполне сносное каре ягнёнка, приготовленное Верой, я раз за разом возвращаюсь взглядом к сидящей неподалёку парочке. Цапля, которую зовут ожидаемо вычурно Миленой, ластится к Орловскому, а тот, не обращая внимания на то, что не один, поглаживает её по колену, и с каждой минутой его рука поднимается всё выше, задирая край и без того короткой юбки.
На меня внимания он не обращает, но это привычно.
− Лапуль… ты чего, уснула? − слышу голос тёти Тани и вздрагиваю, переводя на неё взгляд.
− Нет, я задумалась.
− А! Так что тебе по цвету кажется? Если перекрасим стены в белое и синее?
− Будет хорошо. Только ресторан тогда закрывать придётся же.
− Ну, да. Я же тебе сказала, на неделю, не больше. Ты вообще меня слушала?
Конечно, я её слушала, но явно не слышала. Почему-то вид того, как Орловский весь погружён в свою цаплю, нервирует меня настолько, что все мои слуховые способности как ветром сдувает.
− Пухляшик, скажи мне, как ты относишься к карри? − внезапно спрашивает у меня Андрей, чем вводит в состояние ступора.
− К карри?
− Да. Мы тут с Миленой спорим, что настоящее индийское карри нужно подавать в таком виде, в котором его подают в Индии − очень острым. А ты что об этом думаешь?
− Ты имеешь ввиду обычным людям в ресторане?
− Да, именно это я и имею ввиду.
− М… Не все любят острое.
− Вот! Это я тебе и говорила, − вступает в беседу Милена, смерив меня холодным взглядом серых глаз.
− Кто не любит − просто не будет заказывать. Я вот люблю остренькое.
Его взгляд останавливается на моих губах, и я чувствую, как в лицо ударяет краска. Что за намёки в присутствии матери и девушки? Или мне снова мерещится то, чего на самом деле нет?
− Тогда в меню надо написать десять восклицательных знаков рядом с ним. Чтобы заказывали только самые отчаянные.
− Ты думаешь, острое любят только самые отчаянные? − вскидывает бровь Орловский. − Значит, я очень отчаянный.
− И скромный.
− Не без этого.
Подмигнув мне, он снова возвращает всё своё внимание