да себя не забывайте, пейте-гуляйте и закусывайте, эх-ма, были и мы молодые, да свадебные.
– Васенька, дорогой ты наш Василь Васильевич, правильно советуешь.
И дети из соседних домов опять обсыпали деревья в саду матери Софьи, а те, меньшие которые, ползали под столами, и свадьба поворачивалась нужным концом, когда Шурик, мусорный мужичонка, возразительно пронервировал:
– Пить мы каждый могем, а вот где жених?
Тамада Василь Васильевич тут же, не залезая к себе в карман, врезал ему между глаз:
– Мирра Евсеевна, как по вашему еврейскому обычаю, бывает ли, понимаете ли, свадьба без жениха, хоть даже, допустим, не юной свежести?
– Ой, да на чего вы намекаете, мне даже не можно это захаять.
– Выходит по вашему, иудейскому вероучению…
– Ой, Боже ты мой! Боже мой, какие у вас, уважаемый Василь Васильевич, хохмочки. Да у меня даже шея вспотела, если вы уж хотите любопытствовать про евреев, а, по-вашему, про жидов.
– Почему же вы, уважаемая Мирра Евсеевна, нас-то, понимаете ли, глупите, а? Через века, так сказать, из варяг в греки, народ российский верил и, по высшим правилам, будет верить, хоть до желтого песка вразумлялся по обычаю исконнему, где невеста, там, понимаете ли, и жениху сидеть, и пусть некоторые об нас так не полагают, хоть и в международном смысле, и пусть некоторые интернетовские молодые, да ранние в Японии, или, допустим, в Сингапуре, или,– и он поднял кулак, – в США, понимаете ли, из нашей дыры…
И не успел завершить свою мысль Василь Васильевич, как из-за облачной выси, в свете разгоревшегося дня, уже летел к своему законному месту, разрывая на куски жаркий воздух, наш дорогой, летучий жених Англичанин, да какой же он старик, если на голове у него мало седых перышек, а что толстый, так чудо от этого значительно природнее, и спасшийся при исчезновении многоэтажного памятника – предупреждения мужской и женский хор добровольного Союза рабочих и служащих, под руководством композитора Араб-оглы, грянул песню-плач: «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в стране далекой, назовешь меня родной…», и, перекрывая хор, уверенно ответил голос Ирины Петровны, нашего знаменитого меццо-сопрано: «Не покидай меня, голубчик, с тобою не увидим мы страны другой, страны другой… Но я не верю… Нет! Я не верю, не верю я звезде иной, звезде иной…», составляя опять единый метаигровой универсум, и еще не успел остыть призывный свадебный плач, как Англичанин, толстым животом подпирая стол, одним крылом уже нежно обнимал Адолию, а другим спешил пододвинуть стакан с водкой, и тамада Василь Васильевич, увидев, что свадьба принимает нужное направление, сказал с добродушным намеком:
– Ну, чего теперь скажете, уважаемая Мирра Евсеевна? Наш орел, понимаете ли, опять, где ему и положено, – потом возвысил голос и гаркнул: – Горько!
– Горько! – единым духом подхватила свадьба.
– Целуйтесь! – поощрительно кричали сестры Вера, Надежда и Любовь и мать их Софья. Она еще и добавила:
– Теперь-то уж нечего крылом закрываться, целуйся, парень, и пей до дна.
– Пей