в свою камеру обратно вернешься? Кому потом твое шмотье собирать?
– Ну, пожалуйста, ну, хотя бы скажите, на сколько?
– Не знаю я, ну что ты психуешь, ну, наверное, в Елгаву.
– Господи, бред какой-то! Что я забыла в Елгаве?
– Поедешь, узнаешь, соберись, вещи собери.
– Боже мой, сигарет нет – магазин только завтра.
Свинство какое – могли бы заранее сказать, что за Елгава, блин… Светик, будь добра, сложим всю эту фигню, гигиену, Елгава, блин, ну, кошмар! Блинство, постельное белье еще.
– Всё у тебя? Успокойся, покурим на дорожку.
– Готова, Андерсоне? Все взяла? Пошли.
– Че, подруга, на суд едем?
– У меня нет суда в Елгаве.
– А что же у тебя там?
– Ничего – сорвали с утра, ничего не сказали, просто. Закурить есть у вас?
– Ты что ж, подружка, без курева едешь? Погодь, соберем щас. Сладкого хочешь чего?
– Не, спасибо, мне покурить бы.
– Ты только осторожно кури, осторожно, если машина встанет, могут менты заглянуть, никогда не знаешь наверное, какая там сволочь сейчас. И как вам, девчонкам, живется в вашем Ильгюциемсе?
– Сложно сказать, больше не сидела нигде.
– Ты там Оксану такую не знала?
– Должно быть, нет, я ведь в изоляторе пока, там только тех знаешь, кто с тобой в одной камере. Она на зоне уже?
– Наверное; да нет, вряд ли, хотя… ну, короче, потом, если встретишь вдруг, привет от Сергея передай, скажи, пусть не молчит, пускай напишет что-нибудь.
– Хорошо-хорошо, встречу – скажу. А фамилия какая? Там ведь не единственная Оксана внутри?
– Савина у нее фамилия, сама пухленькая такая и веселая, обязательно скажи.
– Ладно.
– Блин, этапка эта точь со второй мировой, так трясет, ни хрена не слышно.
– Ладно, говорю, хорошо!
– О, жив человек! Просыпайся, что ты за куча-мала?
– Ира…
– Кто такая?
– Ну, Ира.
– Ага, понятно. И что – суда ждешь?
– Не-а. Пять суток.
– Эй, не пристраивайся-ка спать! Выспишься за свои пять суток, как пить дать, я тут четвертый день совсем одна, и вдруг живая душа, закурить найдется?
– Только Прима…
– Какая разница, давай сюда! Ух, какой кайф! Ну, Ира, расскажи что-нибудь!
– Чего рассказать?
– Все равно, что хочешь, я три дня человеческого голоса не слыхала, один лай ментовской. Встретили нас здесь по-царски – с собаками, автоматами, джентльменам наручники, леди руки за спину – как положено, по протоколу. Круто тут у вас, в Елгаве.
– Ну, всяко, есть тут и ничего менты.
– Да ну – вот не пришлось повстречать, все какие-то надутые, злющие, вроде пацанье еще, а стоит сунуть раз харю в кормушку, и тока лают, не разговаривают, где сами, где псы их, не разберешь.
– Вот, один дежурит сегодня, в возрасте уже, невысокий, Арнисом кличут, тот нормальный. Сама откуда?
– Я-то? Ильгюциемс.
– На суд?
– Да нет, свидетелем, давно уж забыла, что по одному делу прохожу, как свидетельница.
– Ну, и?
– И ничего, так и сказала, что было, то сплыло, помню плохо, как тот парень выглядел. Тупо, конечно, но мне-то что –