объедков, в свитки пишут, сделки заключают, ратники во все горло рассказывают воинские были, всё, в основном, наглое вранье, девки хихикают, старики ворчат, дети хнычут… Я могу сутки напролет отдыхать, не уставая, в этих условиях… Но трактиры с малым количеством посетителей тоже люблю. Сидишь, себе, за любым выбранным столом, ешь, пьешь, в ожидании ужина, не спеша, по сторонам глазеешь. Вон служанка побежала с кадушкой, парок от кадушки идет – это она в конюшню понесла, не хозяйскому ли коню варево? Издалека, из-за дверей за кабацкой стойкою, что на кухню ведут – стук, стук, постук… стук, стук, постук… Трактирщик лично мясцо деревянным молотком отбивает, а мясцо не простое – молочного зверя, да не для кого-нибудь, а для меня! Другой служка трактирный совал, совал нос из-за двери в мою сторону – и, наконец, решился: полез в моем присутствии меж столами подметать, да старый папоротник новым заменять, чтобы, значит, пол свежим выстлан был. Подметай, проныра, уж не буду за дерзость распекать…
– Подь сюда.
Тотчас бросил малый метлу и охапку с мягкими веточками, руки об штаны обтер – вот он он, стоит как вкопанный, в глазах алчная надежда плещется – слухи о моей щедрости уже разбежались по местной маленькой вселенной.
– Что угодно вашей светлости???
– Я простой ратник, а не герцог переодетый, чтобы светлостью меня величать.
– Виноват, ва… сиятельный господин Зиэль!
– Так-то оно правдивее. Ну-ка, проверь, который из этих кругелей тяжелее, весомее?
Захихикал парнишка в смущении, не понимает, к чему я клоню. Кусанул тот и другой.
– Так… это… оба честные!
– Да? Ну, раз так, оба и возьми… Стоять! Как тебя звать? Пищик? Кланяться потом, а пока скажи мне, Пищик, девки – есть ли?
– О, да, ваше… сиятельный господин Зиэль! Есть!.. Одна на сей день. Девка Лопушок свободна и наличествует!
– Ну, так и где она?
– Сей миг побегу, разбужу! Отсыпается перед вечером!
– Давай. Да где же этот демон хозяин, раздери меня драконы! Жаждой меня уморить задумали, тати жирнопузые!!!
Бряк, стук – побросав мясные приготовления, бежит мой трактирщик с подносом наперевес, а на подносе кувшин с моей любимой кислятиной, вином имперским простым, да вокруг него досочки с закусками: те же сушеные церапки, горсточку которых я умял под крепчайшую «драконью косточку», маринованные ящерки, вареный рыбец, копченое ящерное мясо, ломтики вяленого молочного мяса, хлеба каравай, зелень всякая пучками, взвар, чтобы сладким запить, если понадобится – продержимся до ужина! Здоровенный кувшин. Доски-то – для благородных мне поданы, они, как и положено во всех кабаках империи, только из сикиморы делаются; простонародье и невысокое купечество на дубовых вкушает, а в домах имперской знати в парадном ходу круги-подносы, из злата-серебра.
– Вот, сиятельный господин Зиэль, всё, как вы сказали!
– О, другое дело. Смотрю – остудить успел кувшинчик, аж запотел.
– Хе-хе-хе… Для сиятельных господ мы небо и землю перевернем – а угодим! Э-э…