жанровые определения. «Трудное время» В. А. Слепцова, например, рассматривают то как роман, то как повесть, причём даже в одной и той же работе[34]. «Живые игрушки» М.А. Воронова относят как к повестям, так и к рассказам. «Несчастные дети» того же писателя в журнальной публикации имели подзаголовок «рассказ»[35], но произведение рассматривается и в составе повестей[36].
В ряде случаев необычность повестей синтетического типа фиксировалась авторами на уровне специфических жанровых обозначений («Стук… стук… стук!..» И.С. Тургенева – «студия», «Смех и горе» Н.С. Лескова – «potpourri», «Старческий грех» А.Ф. Писемского – «совершенно романическое приключение» и т. д.).
Появление романических повестей объясняется поисками такой эпической формы, которая была бы адекватной содержанию, выходящему за рамки традиционного жанрового охвата жизненного материала. В этом проявляются тенденции развития художественного сознания литературной эпохи второй половины XIX в. Обновление «идеи человека», лежащей в основе творческого метода[37], активизировало свойственные повести тенденции к изменчивости, подвижности, к взаимодействию с другими жанрами, к интеграции на родовом и видовом уровнях. Динамизм жанровой структуры обеспечивал «жизнеспособность» повести. «Архаика» жанра[38] определяла логику структурирования художественного мира произведений, которой проверялись «идеи времени»[39], отношения между действительностью и идеалом писателя.
Поиски новых форм и средств художественной типизации, в том числе и в области обобщающих функций жанра, осуществлялись в соответствии с основными особенностями его структуры. Наглядный тому пример – творческая история повести Толстого «Казаки». Содержание произведения, как писал сам автор, «по обилию предметов, или, скорее, сторон предметов», явно не вмещалось в объём сюжета традиционной повести[40]. С теми же проблемами сталкивался Толстой и при работе над «Поликушкой». Тургенев тонко уловил «дисбаланс» обильного, многостороннего «материала» и формы повести («материалу уж больно много потрачено»[41]). Проблематика и структура толстовских повестей формировались в контексте раздумий писателя о народе как движущей силе истории, воплотившихся в разных произведениях, и это отражалось на поисках в области жанра.
Расширение границ изображаемой жизни, характеризующее диахронию повести историко-литературной эпохи русского классического реализма, связано с постановкой таких социально-философских и нравственных проблем, раскрытие которых относится, казалось бы, к компетенции романа. Усиливалась «информативность» повести, совершенствовались присущие ей принципы и формы художественного обобщения, углублялся аналитизм в изображении целостного бытия человека, в познании связей «родового» (общесоциального, общечеловеческого), «видового» (социально-исторического, социально-конкретного)