консервной банки, которую сосед выставлял для кошки, иногда наливал ей туда жиденький мясной суп, иногда молоко, вспомнила, что лампочка в коридоре перегорела и ее до сих пор никто не удосужился заменить, поморщилась, словно от зубной боли.
Проговорила звонким, хотя и сонным голосом:
– Кто там?
На возглас никто не отозвался, в коридоре снова звякнула консервная банка – никак не могла расстаться с чьей-то неосторожной ногой, через несколько мгновений кто-то кулаком, – но очень аккуратно, чтобы не разбудить дом, – постучал по дверной ручке. Ручка к Катиной двери была прикреплена массивная.
Что-то кольнуло ей в сердце, боль была радостная, светлая, Катя неверяще прошептала:
– Ика!
Это был он.
Катя, задыхаясь, беспорядочно размахивая руками, рванулась к двери. Кинулась на шею к Зорге и неожиданно для себя заплакала.
– Ну что ты, что ты, Катюш? – пробормотал он смятенно. – Не надо плакать, маленькая. – Он пальцами отер ей слезы, пролившиеся на щеки. Признался смущенно: – Ничего вроде бы на белом свете не боюсь, а вот женских слез боюсь.
Катя откинулась от него, улыбнулась счастливо.
– Неужели это ты, Ика?
– Я.
– Не верю.
– Я это, я!
– Все равно не верю. – В следующее мгновение она словно бы навела на него фокус, увеличила резкость, окончательно разглядела Рихарда и… опять заплакала: что-то надломилось в ней, сошло на нет, если в других женщинах долгое ожидание перекипает, дает им возможность держаться прямо, то с Катей этого не было.
– Ну-у… Опять! – укоризненно проговорил Зорге.
– Не буду, Ика, – шепотом произнесла Катя.
– Все, все. – Зорге прижал ее к себе.
– Ты где был, Рихард?
Зорге погладил ее по голове.
– Там, где был, меня уже нет.
– Иногда ко мне приходят твои письма, но я никак не могу понять, откуда они отправлены.
– И не нужно понимать, Катюш. Это работа.
– Ах, Ика…
– Планы наши, значит, такие. Завтра утром я должен буду явиться на доклад начальству, затем мне понадобится пара дней для составления отчета. А потом… потом я оформлю отпуск, и мы…
– И мы поедем отдыхать, – обрадованно вскричала Катя. – На юг!
– Точно!
– Ой! – Катя кинулась Рихарду на шею, поцеловала мужа в щеку, прижалась к нему – в ней что-то зашлось, остановилось, даже дыхание начало осекаться, будто у девчонки, которой предложил руку принц. Наверное, именно в эту минуту Катя Максимова была счастлива, как никогда – слишком много всего свалилось на нее, и все – хорошее.
Утром Зорге пешком двинулся в Разведуправление, благо Знаменка, где располагался «шоколадный домик» (здание управления было выкрашено во «вкусный» шоколадный цвет), располагалась совсем недалеко от Нижне-Кисловского переулка: минут пятнадцать неторопливой размеренной ходьбы, и Зорге оказывался у дверей управления.
На улице было шумно, народу, кажется, стало еще больше,