Готов печатать вас и впредь, готов предоставить свою аккредитацию в Токио, но… Вот тут есть одно «но».
– Какое же? – недоуменно поинтересовался Зорге.
– Все кадровые вопросы ныне решает партийный комиссар, приставленный к газете.
Зорге ощутил, как внутри у него что-то тревожно сжалось, он невольно насторожился – о комиссарах связник ничего не сказал. На лице же его ничего не отразилось, по-прежнему сияла доброжелательная улыбка, хотя через несколько мгновений появилось новое выражение – этакая легкая высокомерность.
– И давно введен этот новый порядок, господин главный редактор? – спросил он построжевшим голосом – Рихард продолжал вести свою игру, выхода у него не было.
– Три дня назад. Берлин потребовал это в обязательном порядке, и мы вынуждены были подчиниться, – проговорил главный редактор виноватым тоном. – Ну что, пойдем к партийному комиссару?
– Пошли. – Зорге сожалеюще кашлянул и поднялся из мягкого кресла, в которое его усадил главный редактор.
Кабинет комиссара находился на этом же этаже, в другом конце коридора, застеленного длинной бежевой дорожкой, и был больше, солиднее кабинета главного редактора и обставлен был богаче.
За огромным столом размером не менее футбольного поля сидел тщедушный большеухий человек с прыщавым лицом, щучьим прикусом узкого рта и бесцветными глазами.
Прежде чем войти в кабинет партийного комиссара, главный редактор робко стукнул костяшками пальцев в дверь один раз, другой, дождался, когда хозяин кабинета ответит и лишь потом удовлетворенно кивнул: начальство разрешило…
При виде Зорге комиссар приподнял одну бровь и презрительно оттопырил нижнюю губу.
Зорге невозмутимо осмотрелся, потом глянул в лицо партийного босса газеты и произнес громко:
– А ты, старый пердун, неплохо, однако, устроился…
Главный редактор, не ожидавший такой фамильярности от человека, который собирался представлять интересы газеты на международной арене, но еще не получил на это «добро», даже съежился невольно, под очками, в выемках глаз, у него замерцал испуганный пот. Комиссар подтянул нижнюю губу, водворил на место бровь и удивленно воззрился на Зорге: таких речей в этом кабинете еще никто себе не позволял…
– И, судя по размерам кабинета, ты трескаешь уже не овсяную кашу, сваренную на воде, которую мы с тобою жрали на фронте во Фландрии, а питаешься форелью, копченым французским сыром, провансальской ветчиной, марокканскими сардинами, египетскими авокадо и свежайшими свиными отбивными, привозимыми из самого «Чрева Парижа». А, старый доходяга Юрген?
Комиссар поспешно, обеими руками замахал на главного редактора, выгоняя его из кабинета: пшел отсюда, пшел! – и главный редактор, вспотев еще больше, поклонился шутовски, будто находился на костюмированном балу, и проворно выкатился за дверь.
– Э-э-э, – обеспокоенно заблеял комиссар, он не мог врубиться в ситуацию, не понимал, что за посетитель появился у него в кабинете, чего ему надо и вообще