на стационарных пеленгаторах, засекли радиопередачу, которую вели из центра города. Передачу записали, подивились многомудрой цифири, которой набралось несколько листов, отдали специалистам по дешифровке, но сделать что-либо большее не сумели: нужна была особая техника – это раз, и два – над шифром надо было очень здорово поломать голову.
Через два дня тот же самый радиопередатчик, с тем же «голосом», был засечен в другом районе Токио.
Передача велась в глухие предутренние часы, перед самым рассветом. Осаки попробовал блокировать район, где был засечен «пианист», но попытка закончилась ничем.
Это вызвало у полковника приступ головной боли, который он погасил несколькими порошками лекарства и двумя стаканами противно теплой воды. Головная боль исчезла, но на смену ей пришло дурное настроение, кроме того – во рту появился какой-то странный свинцовый привкус, будто весь день он ел вредный окислившийся металл… Тьфу!
Он подержал в руках листки с ровными столбиками цифр, расположенными, как иероглифы, поморщился от досады – а ведь эта цифирь несет важный смысл, информацию, от которой, может быть, зависит судьба Японии, может, сухая цифирь эта очень опасна, а он ничего не может сделать.
Вздохнув тяжко, Осаки нажал на кнопку вызова, тяжелая дверь неторопливо приоткрылась, и в проеме показалось бледное лицо секретарши.
– Начальника шифровального отдела ко мне! – потребовал полковник.
Секретарша молча поклонилась и исчезла. Полковник сжал кулаки, постучал ими по столу – он ощущал свою беспомощность, от которой даже тело становилось слабым, чужим, старческим, но поделать ничего не мог. Осаки не узнавал себя – это был он и одновременно не он.
В тяжелую дверь протиснулся начальник шифровального отдела. Дешифровщики – специалисты, способные перевести непонятный набор цифр на знакомый язык иероглифов, находились в его подчинении.
– Сколько времени потребуется на расшифровку этого вот… – полковник поднял над столом несколько исчерканных цифрами листков и разжал пальцы. Листки белыми птицами разлетелись по столу, замерли. Начальник шифровального отдела проследил за ними зачарованными глазами и переступил с ноги на ногу, словно провинившийся школьник.
– Не знаю, господин полковник, – повышенным нервным голосом проговорил он, – работаем. Вся группа работает, но пока… – Он замолчал и красноречиво приподнял плечи.
– Месяца вам хватит? – нетерпеливо произнес Осаки. – Двух месяцев?
Начальник шифровального отдела неопределенно покачал головой – этого он не знал. Осаки с досадою махнул рукой, выпроваживая неумеху из кабинета. Тот едва ли не бегом посеменил к двери – в кабинете шефа было холодно, едва ли не до костей пробирала какая-то сырая могильная студь, от нее по коже бегали колючие насекомые, кусались, в груди застывал холод.
Ясно было, что и в месяц, и в два месяца начальник шифровального отдела не уложится, хотя под его крылом были собраны лучшие специалисты со всей Японии. Что делать?
Что делать, полковник Осаки