в расчетах: то прибавить забывали, то отнять, то держать в уме единицу. Но время пришло. Дело верное: 1975 год, 1 января.
Гортензия, разумеется, очень обрадовалась. В первое утро нового, 1925 года она плакала, как дитя, когда проснулась и обнаружила, что вместо града, клубов серы и вселенского разрушения продолжается обычная жизнь, автобусы и трамваи ходят по расписанию. Значит, прахом пошла беспокойная, дерганая ночь, ожидание того, что те соседи, которые так и не прислушались к предостережениям, будут пожраны чудовищным пламенем, и отделится их кожа от их костей, и расплавятся глаза в глазницах, и сгорят заживо дети, сосущие материнскую грудь… столько ваших соседей умрут в тот день, что их уложенными в ряд телами можно будет триста раз обвить Землю, и по их обугленным останкам истинные Свидетели Иеговы пойдут вослед Господу.
Как горько она разочаровалась! Но раны 1925 года зажили, и опять Гортензия была готова поверить словам мистера Рэйнджфорта, настоящего святого, что до Апокалипсиса рукой подать. Для поколения 1914 года оставалось в силе обещание: Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет» (Матфей, 24:34). Те, кто успел родиться до 1914 года, доживут до Армагеддона. Им обещано. Гортензия родилась в 1907 году и теперь превратилась в старую и уставшую женщину; ее ровесники мерли, как мухи. Похоже, 1975 год был ее последним шансом.
Разве двадцать лет двести лучших умов церкви не изучали Библию – прежде чем единодушно назвать эту дату? Они читали между строк пророка Даниила, искали скрытые смыслы у Иоанна Богослова и установили, что именно о восточных войнах (Корейской и Вьетнамской) говорил ангел: «в продолжение времени, времен и полвремени». У Гортензии не было сомнений: это самые верные знаки. Счет шел на дни. До конца света оставалось восемь месяцев. В обрез! А ведь надо делать плакаты, писать статьи («Простит ли Господь онанистов?»), ходить по домам, звонить в звонки. И о Даркусе надо подумать: он самостоятельно до холодильника дойти не может, как же он войдет в царство Божие? Клара, в конце концов, обязана помочь; тут не до мальчиков, не до Райана Топса, праздношатаний и подростковой смуты. Потому что Клара не обычная девочка. Она – Божие дитя, дарованное Гортензии чудесным образом. Гортензии было уже сорок восемь, когда однажды утром, в 1955 году, потроша рыбу в Монтего-Бэй[9], она услышала глас Господний. В сей же миг она отшвырнула марлина, вскочила в троллейбус и помчалась домой, чтобы предаться нелюбимейшему своему занятию и зачать обещанного Им ребенка. Зачем же Господь так медлил? Он хотел явить Гортензии чудо. Гортензия сама была дарованным ребенком: в разгар кингстонского землетрясения[10] 1907 года, когда вокруг все только и делали, что умирали, в их семье случилось чудо. Гортензия так это понимала: если уж она пришла в мир во время землетрясения, когда кварталы Монтего-Бэй уходили под воду, а с гор текла огненная лава, ее слово – закон. Она любила повторять: «Труднее всего родиться. Все остальное пустяки». И поскольку Клара уже здесь и вполне может