– бульк! Ого! Там, в воде, оказывается, какие-то твари обитают, да огромные! Лучше здесь не поскальзываться… Хвак поспешно отбежал вглубь пристани… Надо бы и остальных в воду, все лучше, чем на досках сгниют… Шапку! Вот правильно люди говорят про него – дурак! На Косматом шапка – ох, красивая сидела, с зеленым верхом! Все, была да сплыла, назад уж не выловишь! Хвак начал осторожно обходить поле битвы, в почти полной темноте, скупо подсвеченной ущербною луной. Есть какая-то… На ощупь – сухая. И сапоги. Да, да, точно, сапоги! У Хвака никогда в жизни не было обуви красивее зимних чуней, из соломы связанных, а он так мечтал о сапогах! Чтобы с отворотами, да по бокам красивые кисточки!.. Как у тиунова сына… Эх, не вовремя Косматого сбросил! Верно говорят, что дурак – а все равно обидно. Хвак сызнова взялся тела ворочать, сапоги с каждого снимать… Набралось четыре пары, остальные, вместе с владельцами, в воду попадали. Захватил Хвак под мышку все добытое, отнес на берег и – примерять! Да только не улыбнулась ему удача, все четыре пары малы ему оказались! Ах, вот ведь жалко! А шапка – ничего, впору ему пришлась… уши только натирает.
И опять Хвак спохватился, когда уже поздно было сожалеть о содеянном: сначала он все тела и все вещи в воду побросал, а потом уже смекнул, что следовало обыскать мешки, пояса и карманы! Придется немного погодить с мечтой о сапогах, но зато он теперь знает, чего ему хочется. Хвак потрогал десницею грудь, почесал пониже. Как-то так нехорошо ему… Он эдак не хочет… Что-то неправильное в нем, от чего надобно избавиться безо всякого промедления. Поморщился Хвак, вновь взялся растирать брюхо и грудь. В животе громко заурчало… А-а! Хвак шлепнул себя ладонью в живот и покаянно вздохнул: все понятно, ведь он уже скоро третьи сутки натощак живет! Есть хочется, почти как после пахотного дня! Что ж, надо идти куда-нибудь, на пропитание добывать. И на сапоги, и на кушак, а лучше на пояс! И станет тогда Хваку сытно и хорошо, и начнется счастливая жизнь, не хуже той, что раньше в деревне была.
Глава 2
Верти не верти – а непонятно!
Хвак хватил себя по лбу шуйцей, стиснутой в потный кулачище, и аж застонал, но не от боли – от обиды горькой, от негодования на собственную глупость: он денежку себе нашел, крупную, белого железа, то есть – серебряную но, вот, сколько в ней силы – не знает!
На серебряной монете четкими рунами выбито: кругель!.. Да только неграмотен Хвак, и до сего дня столь внушительных денег руками не щупывал.
«Вернее всего – кругель», – подумал Хвак и аж задохнулся от столь дерзкого предположения! Он знал про злато и серебро, даже видел… Злато собственными глазами наблюдал, когда Хавроша в кошель кругляши укладывала. При свете факелов трудно было различить, чем злато от серебра и меди отличается, вроде – потемнее того и другого, но он слышал, как они там ругались на пристани, подозревая друг друга в фальши и подменах… Золото обсуждали. Этот кругляш – явно серебряный, серебро Хвак встречал, и не раз: та же и Кыска в приданом