с ней общаться. Но проходит какое-то время – и общаться с ней перестают. Хотя никому она зла не делает, и на первый взгляд это даже необъяснимо. Она сама понимает это однозначно: люди не умеют любить, и я никому не нужна. Но я ее уже давно знаю, и понял, что здесь у нее каждый раз происходит одно и то же. Когда она появляется где-то впервые, ей очень хочется всем понравиться, и в этом своем желании она буквально превосходит саму себя. А потом… Потом становится такой, какая она есть. То у нее нет настроения, то она всецело поглощена своими делами – и тут уже совершенно не замечает людей. Приходя, ни с кем не здоровается, люди ей навстречу улыбаются, а она проходит мимо. И окружающие, уважая ее выбор, просто перестают искать с ней общения. А она считает, что это они не хотят общаться. И идет искать других людей, потому что эти какие-то «не те». И все повторяется. Так человек проживает всю жизнь.
Или еще – из телефонного общения. «Батюшка, я что-то не так сделала?» Читаю это неожиданное смс и просто не понимаю, в чем дело. Следом: «Простите меня, я Вас очень прошу, простите!» Через несколько минут: «Я подумала и поняла, батюшка, что я это заслужила». Чуть позже: «Я исправлюсь.
Я понимаю, что Вы не хотите мне отвечать, но все же…» А я, конечно, не только не обижался, но никак и в толк взять не могу, с чего человек все это пишет. Мой рабочий день нередко занимает 12–14 часов – это и послушание настоятеля храма, и руководство епархиальным информационно-издательским отделом, и деятельность военно-патриотического клуба «Патриот», и общение с людьми, которые к священнику приходят… Все, с кем мы работаем, об этом знают. И если я даже и к вечеру не смог ответить на звонок, поскольку ни минуты свободной, ни сил не было, большинство это воспринимает с пониманием. Но кто-то готов звонить пять раз, десять раз, пока я не брошу все свои дела, чтобы поговорить. А кто-то умудряется написать десять-пятнадцать сообщений, которые мне приходится читать за рулем, поскольку они без конца звенят, и из которых я понимаю, что ничего срочного у человека нет, но он, пока я не мог ответить, уже успел обидеться, потом сочинить себе какую-то вину, из-за которой я, по его мнению, с ним не общаюсь, осознать, что он это заслужил, попросить у меня прощения, потом опять обидеться – и продолжает требовать у меня уже на все это ответа. А потом еще в личном разговоре горько сетует, что наши взаимоотношения не сложились, что я не воспринимаю его как внутренне близкого человека. Но с чего близость-то начинается…
Порой очень показательно бывает, как кто-нибудь общается, допустим, с кошкой. Один подзовет ее, погладит, за ухом почешет – и кошка мурлычет уже, примостилась у него на коленях и не уходит.
А другой берет эту несчастную кошку и как-то так начинает ей пытаться сделать приятно, что она от него бежит. И вроде бы никак он не злодействовал – за хвост не тянул, в глаз не тыкал. Но неумение вызвать положительный отклик при общении даже на таком уровне сказывается. И это уже, безусловно, болезнь души. И у детей некоторых душа бывает уже таким образом повреждена – ребенок, желая