святошей, пророком Исаией, преподобным Онуфрием. Смеялись над ним, задевая за самое дорогое. Он не имел еще сил потерпеть насмешки и, возможно, от обиды, показывая, что может обойтись без недавних собеседников, примкнул к компании ребят постарше. Юношей, вероятно, праздных. Те быстро научили его метко стрелять из рогатки. Однажды он ловко попал в птицу и убил ее. От совершенного им Арсений очнулся и с плачем похоронил убитую. В тот же день, выбросив рогатку, покинул дурное общество.
Зато после увлекся невинным и даже, со светской точки зрения, похвальным увлечением. По окончании Божественной литургии, по воскресеньям, в свободный от работы день направлялся в зоосад Школы земледелия. Его приводила в восхищение красота животных – наглядное свидетельство изумительной Божественной премудрости и любви, отраженных в каждой живой частице бытия. Но как-то мысль и чувство более глубокие, чем умиление и любование наблюдаемой благостью Божией, посетили его. Он решил не тратить силы и время, отдавая сердце красоте временной, – за внешней картиной, за видимыми небом и землей простирается в вечность бесконечная радость общения со Христом, неизреченная и невыразимая, однако невянущая и бессмертная, та, что гораздо реальнее всего, что ныне знакомо и близко. Арсений решил уходить по воскресеньям в горы, там читать, размышлять о Боге и молиться. Но и это оказалось не конечной остановкой, не пределом самоуглубления.
– А вот оттуда, с той площадки, – нашептывал помысел юноше, – открывается вид потрясающей красоты. Давай-ка взберемся. Там и тень есть, взгляни, под той елью. Сиди и читай себе.
– Нет, – отвергал Арсений тонкую лесть, – я спущусь в овраг, откуда этих красот не видно.
Чего он добивался? Власти над своими пожеланиями. И не власти ради нее самой, чтобы превозноситься своей целеустремленностью и твердостью перед собой или человеческим одобрением. Призываемый свыше к лучшему и большему, он нисходил все глубже: настал день, когда он не пошел ни в горы, ни в ущелье, но затворился дома. Купив маленький токарный станок, он в свободное время закрывался в комнате и вытачивал разные поделки. При этом, конечно, творил Иисусову молитву. Отвыкнуть сразу от прекрасных видов и все новых впечатлений оказалось делом непростым. Но Арсений затем и окружил себя тесными стенами своей комнаты, чтобы продолжить борьбу с невинными вроде бы желаниями. Он вспоминал много позже, что еще в юности догадался о действии одной закономерности: следует идти против своего хотения, чтобы подчинить себе свое «я». Ведь даже в доброе с виду намерение может проникнуть своеволие, а оно-то и мешает стать свободным, соединиться со Христом. «Когда ты приносишь в жертву Христу то, что тебе самому хочется иметь, – рассказывал старец о своем юношеском опыте, – тогда Христос дает тебе большее утешение. А когда тебе не хочется уже ничего, жизнь твоя становится праздником, торжеством. Ты радуешься всему, а сердце твое без остатка отдано Христу».
Воспитание сердца
Легко