эту не узнаешь? И эту? А вот эту узнаешь? Нет? Удивительно! А вот эту, действительно, трудно узнать… лица почти нет, но, может, по родимым пятнам?
– Что… это? – спрашивал плохо двигающимися губами Волков. – За-зачем это тут?
Ева вышла на улицу. Похолодало. Она вдруг вспомнила про Ангела Кумуса, как он там, бедный, с такой шикарной Далилой? Хорошо им там, чертям…
Николаев выволок Волкова, прислонил к стене. Опер уже не сдерживал рвотные потуги, но, видимо, позавтракать он не успел.
– Тебе Коля передал для меня записку? – спросил Николаев.
– Ка-какой Коля? – глаза опера были безумными.
– Коля, китаец, – ласково и медленно пояснил Николаев.
– А… да… Передал! Да, конечно… Ты тогда уехал. Я все записал.
– Где она?
– Кто… она?
– Где записка, которую тебе продиктовал Коля, которую ты должен был мне передать немедленно, как только меня увидишь?!
– Да… где она? А! Она у тебя на столе, под телефоном.
– А что там написано? – Николаев говорил уже почти по слогам.
– Там? Там много чего написано. Сейчас вспомню. Я понимаю, вам некогда съездить и почитать… сейчас… что-то вроде: сделано двадцать две выездные визы. Плохая подмена будет с автобусом туристов. Туристов… В воскресенье. Еще тебе звонил из автосервиса Гаврюшин…
– Хватит. Тебе сказал Коля, что это важно?
– Говорил. Он улыбался, как заяц такой страшный, и говорил «жизни и смерти», «жизни и смерти». А!.. Я понял, – Волков оттолкнулся от стены и достал носовой платок. – Я не передал тебе вовремя записку, поэтому ты злишься… Только и всего? Ну вы, ребята, даете!
– Ничего ты не понял. Разве я злюсь? Ты еще не видел, куда я отвожу таких идиотов, как ты, когда злюсь! Нет, я не злюсь! – заорал Николаев и пнул ногой мусорный контейнер. – Я просто тебе показал, что ты наделал. Ты куда работать пришел? Мы же трупники!
– Ладно, хватит орать. Ну забыл я про эту дурацкую записку, ты же в тот день ввалился с задержания, столько шуму было! Подумаешь, перестреляли каких-то китайцев, и что такого, это их разборки, меньше преступности узкоглазой будет!
– Нет, ты видела, видела!? – закричал Николаев Еве. – Я его пальцем не тронул, этого сруна! Ты видела, я с ним говорил по-хорошему!
– Николаев, брось, тут дело гиблое! – махнула рукой Ева.
Но Николаев не сдержался и от души заехал Волкову под ребра кулаком. Потом схватил его за шкирку и затолкал в машину.
Он развернулся с визгом и скрежетом тормозов. Остановился и сказал Еве в окошко:
– Отвезу, болезного, домой, у него насморк, температура, он в футбол переиграл.
– Не имеете права! – кричал Волков, стараясь разглядеть Еву. – Я напишу на вас рапорт!
– Я так думаю, – сказал на это Николаев. – Если я его каждое утро перед работой буду привозить сюда на опознание, то он постепенно перестанет блевать и научится соображать. Недели хватит, как думаешь?
В Управлении адвокат Стаса Покрышкина вывалил перед Евой такой ворох бумаг и предписаний,