понимаю, намного проницательнее и умнее.
Он сидел в той же позе, что и я, протянув ноги к огню, но лицо его было обращено к маме, а брови обеспокоенно сошлись на переносице. Я тоже взглянула на нее, пытаясь определить, что так взволновало моего брата. Мама быстро и умело вязала, время от времени заглядывая в инструкцию.
– Мама, ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он.
– Да, конечно, – ответила она, ласково улыбаясь.
– Мне кажется, ты выглядишь усталой.
Она отложила вязание.
– Сегодня я была у доктора, – сказала она, наклоняясь, чтобы потрепать Кристофера по холодной розовой щеке.
– Мама! – воскликнул он встревоженно. – Ты что, больна?
Она слегка усмехнулась и провела тонкими длинными пальцами по его взъерошенным льняным кудрям.
– Кристофер Доллангенджер, я полагаю, ты догадываешься. Я видела, как ты смотришь на меня и в голове у тебя явно шевелятся какие-то подозрения.
Она поймала за руки сначала его, потом меня и прижала наши руки к своему животу.
– Вы чувствуете что-нибудь? – поинтересовалась она с тем же выражением тайного удовлетворения на лице.
Кристофер быстро отдернул руку и залился краской, но я оставила свою на месте, ожидая объяснения.
– А ты что чувствуешь, Кэти?
Моя рука ощущала, что внутри мамы происходит что-то странное, как будто слабые, едва слышные удары сотрясают ее тело. Я подняла голову и уставилась на нее. До сих пор помню, как она тогда выглядела. Как Мадонна Рафаэля.
– Наверное, обед перемещается с места на место или газы скопились.
Ее голубые глаза заискрились смехом.
– Попробуй угадать еще раз.
Теперь в ее голосе появились нотки серьезности, и она призналась:
– Дорогие мои, у меня будет ребенок в начале мая. Вообще-то, когда я сегодня была у доктора, он сказал, что слышал биение двух сердец. А это значит, что у меня будут близнецы или тройняшки. Ваш отец, даже он еще не знает об этом. Поэтому постарайтесь не говорить ему, пока у меня самой не появится удобный случай.
Ошеломленная, я взглянула на Кристофера, чтобы выяснить, как он воспринял сказанное. Он казался смущенным и расстроенным. Я снова посмотрела на освещенное языками пламени лицо мамы и, не помня себя, бросилась в свою комнату, упала вниз лицом на кровать и горько, навзрыд, заплакала.
Дети! Двое или больше! Я сама чувствовала себя маленьким ребенком. Я и слышать ничего не хотела о каких-то новых, вечно визжащих и плачущих детях, которые появятся, чтобы занять мое место. Я всхлипывала и била кулаками по подушке, стремясь причинить вред чему-то или кому-то. Потом я села на кровати и стала думать о побеге из дома.
Кто-то тихо постучал в мою дверь.
– Кэти, – сказала мама, – можно мне войти? Я хотела бы поговорить с тобой обо всем этом.
– Уходи! – завопила я. – Я уже ненавижу твоих младенцев!
Да, я знала, что ожидает меня: участь ребенка, затертого где-то между младшими и старшими и напрочь позабытого родителями.