новый день – новая эпоха. – И опустив руки, пророк чуть радостно закончил. – Видишь, не всё так плохо.
– Согласен. – И подняв камешек из-под ног, Сарагон пламенно сказал. – Но я боюсь «солнц» нового мира. Не думаю, что после грядущей и такой мрачной и жуткой ночи, как эта, мир будет прежним. Новая заря станет лишь преддверием перед новым миром обжигающих светил. – И пустив камень в свободный полёт, Сарагон договорил. – Йорэ, но всё же, этот остров станет тенью, под которой хоть на секунды, но можно будет спрятаться от гнетущего зенита.
Часть первая. Свинцовое небо
Глава первая. Секунда спокойствия
Остров Анафи. Спустя несколько лет. Раннее утро.
Настойчивый шум прибоя наполнял береговую линию умиротворяющей и словно шепчущей о величии морских глубин волной спокойствия, что была готова утешить сердце и душу любого опечаленного человека, привнеся в его аниму тишь до покой. Морские волны, одна задругой, подгоняемые ветром-менестрелем, выбрасывались на золотистый песчаный берег и растворялись шипящей белоснежной солоноватой пеной, даруя столь приятные звучания мира.
Ветер, гуляющий у каменистых и песчаных берегов, брал свой высокий аккорд и завывал своими печальными, но не вгоняющими в тоску, мелодиями. Ветровые мелодии были подобны древним напевам, повествующим о давно ушедшей эпохе славы и величия этих мест.
Шуршавшее звучание прибоя и печальные аккорды ветровой гитары смешивались в единую симфонию прибрежного умиротворения, наполнявшей ухо всякого, кто оказывался на этих древних берегах. И не было того, кто бы ни отметил – какое спокойствие даёт природный береговойоркестр.
На одном из многочисленных матово-золотистых песчаных бережков стоял одинокий мужчина. Его спина была обращена на запад, к центру острова, а свою грудь и лицо он обратил к горизонту, на восток, где медленно начинало вставать солнце, заливая лик парня рассветным огненным золотом.
Одиночка был облачён в несколько странные и архаичные одежды, словно пришёл из иных, совершенно других времён. На лёгком ветру развивались чёрные лоскуты кожи, что были сшиты в единую композицию в виде тёмного как смоль кожаного камзола. Такие же чёрные, как и ночь, тканевые крепкие штаны уходили под сапоги из тёмной кожи. Обувь человека была не солдатская, не грубая, но и бутафорной и только «для виду» её назвать нельзя было. Сапоги имели очень удивительный пошив. По форме они напоминали толстые остроконечные туфли, которые покрывают и голень… На груди мужчины трепеталась под ударами ветра белая простецкая рубаха, безо всяких украшений, манжетов и воротников.
Так же на ветру колыхались несколько длинноватые чёрные как бездна волосы мужчины, что гордо взирал на восток. Его худощавое лицо, истерзанное временем и, убранными операциями, шрамами, имеющие тонкие, словно высушенные, губы отражало лишь холодное безразличие. Или так казалось любому, кто посмотрит в очи этого человека и увидит там стену льда.
Зелёные,