поклевка была! Именно так батька и рассказывал! Ээээх, растяпа! Матвейка быстро перезабросил муху и с удвоенным вниманием напряженно ждал… вот опять! Он дернул удилище, и муха пулей вылетела из воды, даже не царапнув хариуса. Да что ж такое? Раз за разом Матвейка подбрасывал муху хариусу, и каждый раз опаздывал. Азарт охватил Матвейку, небывалый и яркий. «Нееееет, я тебя все равно поймаю», – твердил он про себя. И когда он уже отчаялся, рука вдруг ощутила сначала тяжесть, а затем упругие рывки – попался! Попался!!!! Матвейка осторожно подтянул к себе хариуса и выловил его из воды. Какой красивый! Пятнистые серебристые бока, длинное тело… Матвейка вспомнил. что говорил ему отец про спинной плавник. Взял его двумя пальцами и потянул вверх. Ух ты! Да это же настоящий парус! Весь в разноцветных пятнышках, плавник хариуса играл на солнце всеми цветами радуги. Матвейка любовался им, поворачивая рыбину так и эдак. А потом чмокнул его в лоб и положил в корзинку, напрочь забыв о лежащих там хлебе и сале с луком…
Больше в этот день Матвейка не поймал ни одного хариуса. Внезапно налетел сиверко (северный ветер), а потом и дождь натянуло – первый в этом году. И Матвейка поплелся на берег. Мальчишки ждали его в деревне, под большим деревянным навесом сеновала. Он показал им первого хариуса и вмиг взлетел на недосягаемую высоту. Мальчишки причмокивали губами, прицокивали языками, поднимали плавник и всячески выражали восхищение. А Матвейка спешил домой, похвастаться отцу первым в жизни хариусом! Когда он зашел в дом, мокрый и продрогший, отец сидел за столом и пил чай. Увидев сияющего Матвейку, он молча похлопал по лавке рядом с собой. Мама засуетилась, стягивая с Матвейки мокрую одежду. Он же молча достал из корзины хариуса и положил на стол перед отцом. Отец так же молча его рассмотрел, потом потрепал Матвейку по мокрым вихрам и придвинул ему свою кружку с чаем…
Утром Матвейка заболел. Дышалось ему тяжело, в груди что-то булькало и хрипело, виски ломило… Мама отпаивала его молоком с медом и закутывала в тулуп, а он лежал на жарко натопленной печке и мерз. Так прошло три дня, не заполненных ничем, кроме озноба и кашля. Потом отец принес откуда-то барсучьего жира и натер им Матвейку, снова закутал его в тулуп и дал выпить теплого молока с этим же жиром. И Матвейка уснул. Снилась ему всякая всячина: говорящие медведи и укоризненно глядящий на него Серко, тайга и почему-то пустая лодка… Утром ему стало гораздо легче. Он попробовал встать, и не смог – слабость накатила волной, Матвейка рухнул на лавку, мигом вспотев. Батька налил ему крепкого бульона и заставил выпить всю кружку. В дом просился Серко, он скулил и царапал дверь – чувствовал, что другу плохо. Отец открыл дверь, и Серко осторожно зашел, прижимая уши и ожидая грозного окрика. Но отец молчал. Серко осторожно подошел к Матвейке, ткнулся холодным носом ему в руки, обнюхал всего. Потом сел перед ним, заглядывая в глаза. Поймав Матвейкин