замкнута сверх меры. Никогда ни о чем своём не делилась ни с кем. Таких в коллективе не любят. Такие как бы возвышаются над остальными, не допуская к тому самому, что они есть – будто и впрямь богиня! Знали, что живёт одна, а почему одна, и была ли замужем, и откуда родом – это неизвестно. Конечно, не совсем в коллективе она находилась, Венера Сергеевна была – при шефе, но всё равно оправданий гордыне её не было.
От Любы-белой знали, что Венера Сергеевна раздает ребятишкам во дворе шоколадки – «это надо же, богачка какая!» – за то, чтобы те кормили и не обижали бродячих ничейных кошек.
Ну и что, шоколадки она детям раздавала – так это же её самой угощение, это ей шоколадки давали посетители, так уж заведено везде, угощают. А она сладкого совсем не любит, но не объявлять же об этом. Потому что всё равно люди захотят её «отблагодарить», и тогда им придется ломать голову: чем?
Случилось, когда в городе ходили по офисам и на заводе тоже собирали подписи, – семнадцатилетний подросток растерзал и убил младшего мальчика. По предприятиям пустили сбор подписей за смертный приговор парню. Якобы, если десять тысяч подпишутся, то расстреляют, а иначе нет, так как несовершеннолетний. Столько споров разгорелось в ту пору! Случай был неслыханный. И хотя подавляющее большинство высказывалось за смерть, но как трудно, оказывается, так вот взять и подписаться под этой смертью своей фамилией. Кое-кто так и не решился. А Венера Сергеевна подписалась.
– Да вы? – поразилась Люба-белая, как активистка она собирала подписи. – Вы же вроде против смертной казни вообще? Добрая! —
– Доброта всегда активна, – тихо ответила Венера Сергеевна.
– но вы котят во дворе жалеете, а тут человека! – подхватила Люба-белая.
– Да. Но за жизнь можно расплатиться только жизнью. И потом, я уверена: тот парень, прежде чем убить ребёнка, не одну собачку, не одну кошечку замучил, – такое бывает не сразу. Жестокость ребёнка к животным непременно перерастёт в жестокость к людям. —
От Венеры Сергеевны таких длинных речей ещё никто не слышал, и поэтому никто больше не возразил.
И вдруг – она не вышла на работу! Такого ещё никто не помнил. Заболела, оказывается, надолго, порвала связки и раздробила пяточные кости. А банально, упала с табуретки, видимо кости слабые были. Уточнения о болезни известны стали только к концу первой недели.
– Надо бы навестить, – подала голос профорг Саханова. – сложимся или выделим из кассы взаимопомощи? —
Решили выделить из кассы. Решали: кто пойдет? Рвалась Люба-белая, мол, живет в том же доме, только в другом подъезде. На самом деле у неё с подругой «черный» план составился: Богиня Сергевна вряд ли разговорится, попросить у неё альбом с фотографиями посмотреть, а уж по ним-то, подпуская незаметные вопросы, можно будет о прошлом Богини вызнать.
Но пошла Рита, тихая, в качестве общественной нагрузки навестить больную.