усмехнулся так кривенько:
– Удача подготовку любит… А Михей – свою внучку, которую единственную толковой считает. Вот и припрятывает для нее когда медяшку, когда две, а когда… приданое собирает, чтоб выдать за хорошего человека…
Я кивнула.
Вот же… не чаяла того, а все одно в чужую жизнь заглянула.
Ехали мы до Полушек, которые аккурат перед столицей раскинулись, мимо дворов постоялых, мимо кабаков и трактиров. Выехали за поля пшеничные и через лесок сосновый, где нас и ждали.
– Это что деется-то? Что деется? – громогласно возмутился дед Михей, поскребываючи лысоватую маковку. – Здоровущие лбы, да без дела маются!
Сказано сие было верно.
Как есть маялись.
Кони расседланы.
Костерок на поляне горит. Над костерком – рогатина, на рогатине – котелок, да из новых, неучтенных, поблескивает неопаленным боком. В котелке булькает ушица, и рыбный сладкий дух по всей поляне расползается.
У меня сразу в животе заурчало.
Над котелком Кирей сидит с длинной ложкой деревянной. За его плечами – Еська с Елисеем, без ложек, зато, надо думать, с советами премудрыми, потому как на веку своем я усвоила, что без премудростей ушицу не сварить, выйдет обыкновенный рыбный суп.
Егор на лапнике прилег, под голову седло сунул, в небо пялится.
Думу думает, и по лицу евонному понятно, что дума сия про судьбу всегойнего мира, не иначе.
Емелька ложечку стругает. И во всем этом пейзаже такая благость, что ажно слеза навернулась. Сидят, родненькие, нас ждут.
– Дядько, – Егор глаз приоткрыл, из дум выползаючи, – ехали б вы, куда ехали.
– Ишь, разговорился! – Дед Михей кобылку-то придержал и с телеги соскочил с нестарческой прытью. – А тут, за между прочим, мое место! Мы тут с внученькой завсегда останавливаемся, когда из городу едем.
– И что? – Егор открыл второй глаз и, узревши перед собой сухонького да лядащего старичка в дрянном одеянии, оные глаза и прикрыл.
– Траву потоптали! – взвизгнул дед Михей, клюку перехватываючи.
– Дед… – Егор поморщился. А то! Голос у деда был пренеприятственный. – Ехал бы ты… говорю…
– А то что?
Кирей от ушицы взгляд поднял.
И усмехнулся.
Узнал?
А если так, то Егору не подскажет, ложку свою переложил из правой руки в левую да помешал варево, на что Елисей с Еськой зашипели в один голос. То ли рано мешал, то ли посолонь, когда наоборот надобно. А может, быстро аль медленно, кто ж их, мужиков, с рыбацкими их секретами поймет?
– Костер жжете! За конями не ходите! Ишь, развалился, простому человеку ни пройти ни проехать…
– Дед, – Егор привстал, – ты бы сумел, а? А то ж не погляжу, что старый…
– А ты и не гляди! – Дед Михей подскочил к Егору и по ногам клюкой перетянул. – Не гляди, что я старый! Небось силенок хватит, чтобы бестолочь этакую жизни поучить…
Этакого оскорбления Егор терпеть не стал. Ох, и взвился он, что кошак, которому под хвост хрену плеснули. И на деда кинулся.