на утомительные расчеты, он не жалел о том, что ввел ежедневную выдачу жалованья рабочим, – это не давало им расслабиться.
На обратном пути он посетил ферму и осведомился о том, кто из молодых пастухов поведет стадо на горные пастбища через неделю. Еще раз окинув взглядом ферму и произведя вычисления, ведомые только ему, управляющий удовлетворенно кивнул своим мыслям и направился к заднему двору усадьбы, чтобы собрать всех горничных и объявить о начале большой весенней уборки особняка.
Едва выйдя за вороты фермы, Жоакин резко остановился резко остановился на вершине небольшого холма и уставился на дорогу вдали. По направлению к усадьбе двигались, поднимая облака пыли, два экипажа. Он не получал никаких извещений о приезде графа, поэтому быстрым шагом устремился к подъездной дорожке, чтобы выяснить, что случилось. Издали заметив его движение, служанки гурьбой поспешили следом, искренне удивляясь перемене в его поведении.
Когда оба экипажа остановились у главных ворот, вся прислуга особняка в полном составе уже выстроилась у входа. Возглавлял строй сам молодой управляющий, который, нахмурив густые брови, пристально разглядывал гербы на лакированных дверцах, обитых медью. Первый был ему знаком – он принадлежал графу Траубендагу, хозяину поместья Ривхольм. Второй был похож на государственный герб Кантабрии, насколько Жоакин его помнил.
После остановки прошло не меньше минуты, однако никто не показывался. Служанки с любопытством вытягивали шеи и привставали на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть. Наконец из второго экипажа вышли два констебля в васильково-синей форме и направились к графской карете.
– На выход, ваше благородие! Прибыли.
Спустя пару мгновений дверь открылась, и из экипажа выбрался сутулый, бледный и растрепанный молодой человек в золотистом пенсне. Не глядя ни на кого, он направился к дверям особняка. Констебль остановил его, придержав за плечо:
– Напоминаем, что вам запрещено показываться в столице вплоть до специального распоряжения Его Величества короля Иоганна Линдберга Четвертого.
Юноша дернул плечом, высвобождая его из хватки представителя закона, продолжил свой путь, провожаемый удивленными взглядами служанок, и наконец скрылся за дверями.
– Позвольте узнать, господа констебли, – обратился к ним Жоакин, дождавшись хлопка входной двери. – Что здесь происходит?
– А вы кто такой будете? – подозрительно прищурился тот, что помладше, тем временем другой уже закурил папиросу и отвернулся в сторону дороги.
– Я являюсь управляющим этой усадьбы, а потому имею право знать.
– Что ж… Извольте послушать. Попал ваш молодой господин в опалу, в столицу ему больше нельзя. Специальный указ. Пусть тут говорит и пишет, что захочет, а в город – ни-ни, под угрозой расстрела. Вы ему почаще об этом напоминайте. – Не желая продолжать разговор, он попрощался коротким кивком, и констебли сели в экипаж.
Жоакин еще какое-то время