Подбить головную технику, продержать совсем немного, не давая возможности отбуксировать подбитые танки и машины, освободив проход по шоссе колонне. Мы передали сообщение в штаб армии, мы передали результаты авиационной разведки. Нужно просто выиграть время! Не дать колонне выйти из лесов на открытое пространство.
– Приказ ясен, товарищ полковник, – неслушающимися губами ответил Соколов.
Он вдруг почувствовал, что взмок под гимнастеркой, под комбинезоном. Это был не страх, это было понимание важности задания, ощущение, что именно ему доверено, он может помочь не роте или батальону – он поможет целой дивизии, армии. Он может помешать немцам выйти в тыл отходящим войскам, спасти тысячи и тысячи жизней. Алексей буквально задохнулся от волнения, он готов был броситься сейчас же к своим танкам. Нет, страх был тоже. Страх, что вдруг не заведется какой-то танк, что они могут подорваться на подходе к шоссе на минах или попасть под бомбы немецких пикировщиков, которые прилетят добивать колонну, которую обстреляли «мессеры». Он может просто не справиться там, на шоссе.
– Я справлюсь, – уже совсем не по уставу и больше для самого себя, а не для полковника, ответил Соколов. – Я знаю, как это сделать, как построить бой.
– Не сомневался в тебе, сынок, – кивнул полковник по-отечески. – Я видел тебя вчера в бою, знаю, как ты раньше воевал. Мы послали бы с тобой еще кого-то, но смысла в этом нет. Там нужны только танки и больше ничего, а их у нас с тобой только три.
Алексей побежал к своим, слыша за спиной, как полковник Деев отдавал приказ заправить танки и сжечь бесполезные грузовики, как солдаты отправились в лес рубить жерди для носилок. Раненых понесут пешком на руках. Много еще каких приказов отдавал начальник штаба, но от каждого из них в душе молодого лейтенанта поднималось понимание, что остатки дивизии находятся в плачевном состоянии. Попади она под удар гитлеровцев – и все погибнут, потому что сражаться нечем. Только подняться в последний раз в штыки.
– Доброжин, Луговой! Доложить состояние машин! – подбегая к танкам, приказал Соколов, чувствуя, что от волнения его голос готов сорваться на мальчишеский фальцет.
Командиры машин переглянулись и стали докладывать и перечислять все, как и положено по уставу. «Так, – мысленно повторял про себя Алексей, слушая командиров танков своего взвода. – Состояние траков удовлетворительное, у Доброжина расход масла увеличен, но это сейчас неважно, не марш-бросок ведь намечаем. На несколько часов боя хватит, если дольем до уровня. Так, тягу правого фрикциона, ничего, заменить ее – дело пяти минут. Хорошо, пока все хорошо. Плохо, что машины не радиофицированы, ох как бы рация помогла в таком бою, когда все решает маневренность. А советские танки более маневренные, более скоростные, чем немецкие. На этом и надо строить бой. Ребята у меня толковые, не первый бой с ними принимаю, не подводили, храбрые, умелые».
Пока механики заправляли баки, а заряжающие принимали снаряды и патроны из подошедших