на площади, дружно зааплодировала.
Выходя вместе с мэром на подиум перед толпами, Карнаухов приветливо улыбнулся и скромно приподнял руку, сдерживая эмоции неистово рукоплещущих земляков.
Тихим июльским вечером, когда солнце садилось за огороды и его последние закатные лучи, просачиваясь сквозь щели в рассохшихся бревнах баньки, алели на досках пола, Иван Яковлевич Корейшев лежал в углу, скорчившись под одеялом, и, весь покрытый потом, молча следил за бывшей своей ученицей, – Леной. Одетая в джинсы, тенниску и черную, с иероглифами косынку Лена сидела на корточках у двери и раскладывала по кучкам подаренные паломниками овощи и фрукты. Кроме нее и Ивана Яковлевича, внутри баньки находилась еще сгорбленная старушка Павловна. Она как раз подметала пол.
Почувствовав на себе упорный взгляд Ивана Яковлевича, Лена оглянулась на бывшего своего учителя и, встретившись с ним взглядом, порозовела и отвела глаза.
Иван Яковлевич вздохнул и тихо сказал старушке:
– Ладно, Павловна, хватит пылить. И так голова раскалывается.
– А ты бы грушку съел, – прекращая мести, предложила Павловна. – Вон нанесли сколько. Лена, а ну подай.
– Не надо, – сказал Корейшев и отвернулся лицом к стене. – Раздайте все это нищим. И уходите. Устал я. Посплю немного.
– Еще бы не устать, – отставляя под стену веник, поковыляла к двери старушка. – Народищу сколько – ужасть. И все едут и едут. Прихворнуть человеку некогда. Пойдем, Лена. Пускай Иван Яковлевич поспят.
Старушка и девочка стали на корточки у дыры под дверью. И тут, повернувшись к ним, Иван Яковлевич сказал:
– Лена… возвращайся к матери. Ей с запоем самой не справиться.
Девочка потупилась, пунцовея.
– Пожалуйста, – попросил Корейшев. – А то, что она материться будет, так ты и не замечай. Сердце-то у Марины доброе.
– Хорошо, – после секундного размышления бодро кивнула Лена и, опустившись на четвереньки, выбралась вон из баньки.
Дождавшись, пока она отойдет подальше, Павловна просопела:
– Оно, конечно, не мое это дело – но, может, и ты пошел бы мамку её от запоя спасать?
Взглянув на старушку, Иван Яковлевич спросил:
– И каким же образом?
– Обыкновенным, – сказала Павловна. – Все знают, что Маринка по тебе сохнет. А за Славку она с тоски, от безнадеги вышла. Вот вдвоем они и спиваются. А так хоть её бы спас.
– Мать, ты чего: белены объелась?! – удивленно взглянул на неё Корейшев. – Она же моя сестра!
– Так молочная ж, – возразила Павловна. – Почитай что и не родня.
– Ясно, – сказал Корешев, после чего вздохнул: – Слава Богу, телега уже в пути. А кандалы в подвале. Так что по любому годика три отдохнуть придется. А то бы совсем запарился… С вами тут. Там знают, – ткнул он вдруг пальцем под потолок, в зияющую дыру посредине крыши, – кого и как из запоя вывести. Без нас с тобой разберутся.
Павловна лишь