то, что считаешь правильным, – она говорила это серьезно, но с любовью.
– Я не хочу отступать в очередной раз. Эту идею я прятал слишком много времени. Также боялся, что книгу не примут. С каждым новым шагом ее развития в моей голове, я понимал, что она может перевернуть нынешнюю литературу, заставит встрепенуться издательства и читателей. Да, звучит самонадеянно, но теперь уже отступать нельзя… Это даст шанс заработать хорошие деньги на операцию, – сказал он уже шепотом.
Они оба с сожалением взглянули на дверь.
Тихо, нота за нотой, стали доносится звуки скрипки. Удивительно, но на этот раз фальшь никак не проявлялась в игре. Наверно потому, что игра шла от души. Его мелодия звучала слишком грустно… особенно после таких слов.
У матери на глазах навернулись слезы.
– Сделай это, – тихо сказала она, и повернулась к лестнице, не поднимая глаз.
Влад и не думал иначе. Нельзя было отступать. В такой ситуации надо искать любой повод, любую идею, чтобы заработать деньги для здоровья ребенка.
Бедный мальчик, в его неполные одиннадцать, не мог полноценно наслаждаться жизнью. И дело не столько во врачебных запретах – он сам ясно понимал, чем внезапно начавшиеся судороги и потеря сознания чреваты. И даже там, где ему давалась свобода, он вел себя скованно. Многие стали замечать признаки депрессии, нестабильность в его поведении, а врачи предупреждали о возможных психозах и помрачениях сознания. Мальчик перестал быть похожим на сверстников. Беспокойное, подрагивающее тело ребенка с сознанием взрослого. И больше в психологическом плане – с интеллектуальным развитием Марка тоже стали проявляться проблемы, кажущимися на фоне всего остального не такими уж серьезными. Одно его утешение – скрипка. Марк находил себя в музыке. Она его ускакивала, приводила голову в порядок, а сердце делала счастливее.
Глава 2
Одинокая, неприкаянная душа бродила меж холодных стен бездушного города.
Все вокруг думали, что он один из них, а он пытался подыграть. Эти люди были омерзительны ему своей правильностью, но он старался влиться. Люди не замечали его, он же видел каждого. Однако это были лишь пустые оболочки людей – в них нельзя было угадать живой души. Он не видел в них кого-то, кто мог бы заявить о себе как о том, кто достоин жизни. Но умерщвлять их он не смел – в его интересах не искоренить таких людей, а преобразить. Пусть странным методом, но так можно было потихоньку, шаг за шагом, добиться открытию души каждого, того, что есть в каждом из них, но сокровенно скрыто за этикой.
Несмотря на свою проницательность, Ворон не мог понять, что творится в самой глубине мыслей этих людей. Может они и вправду приверженцы правил и следуют постулату «Правильно – значит хорошо», или в них все же есть бесы, которых можно расшевелить.
Ворон терпеть не мог притворство. Самый явный знак притворства – так называемая «корпоративная этика». Все поголовно в этом городе были «слугами