захныкала и задрожала. Я потрогала ее лоб, он был холодным и липким, а лицо было уже не просто бледным, оно было мертвенно-белым! Как у Кори перед смертью.
Я молилась, чтобы хоть раз в жизни Бог явил нам какую-нибудь милость. Разве мы мало вынесли? Разве могут наши муки все длиться и длиться? Меня тоже затошнило, и, пока я боролась с собственной тошнотой, Кэрри опять вырвало. Я думала, что ей больше нечем. Она ослабла в руках Криса, казалось, она вот-вот потеряет сознание.
– Я думаю, она впала в шоковое состояние, – прошептал Крис, почти такой же бледный, как Кэрри.
Какой-то подлый бессердечный пассажир начал жаловаться, и очень громко, а сочувствующие нам пассажиры выглядели смущенными и никак не могли решить, чем нам можно помочь. Я встретилась взглядом с Крисом. В его глазах был безмолвный вопрос: что делать?
Меня охватила паника. И тогда к нам по проходу двинулась та чудовищно толстая негритянка, ободряюще улыбаясь, хотя ее мотало из стороны в сторону. Она протягивала мне бумажные пакеты, чтобы выбросить дурно пахнущие салфетки. Не говоря ни слова, она потрепала меня по плечу, потрепала Кэрри по подбородку и дала мне лоскут, который извлекла из другого своего пакета.
– Спасибо, – прошептала я, слабо улыбнувшись, и стала вытирать Кэрри, Криса и себя.
Когда я закончила с этим, она взяла у меня тряпку и швырнула в пакет с салфетками, а потом осталась стоять в проходе, словно бы защищая нас.
Полная благодарности, я улыбнулась этой невероятно толстой женщине, заполнившей весь проход своим облаченным в яркое платье телом. Она моргнула и улыбнулась мне в ответ.
– Кэти, – сказал Крис, его лицо стало еще более обеспокоенным. – Кэрри нужно везти к доктору, и поскорее.
– Но мы оплатили билет до Сарасоты!
– Я знаю, но положение очень опасное.
Наша благодетельница ободряюще улыбнулась и наклонилась к Кэрри, вглядываясь в ее лицо. Большая черная рука легла на влажный лоб Кэрри, черные пальцы нащупали ее пульс. Затем негритянка стала делать руками какие-то загадочные для меня жесты, и Крис объяснил:
– Должно быть, она не может говорить, Кэти, это язык глухонемых.
Я пожала плечами в знак того, что мы не понимаем ее знаков. Она на секунду нахмурилась, потом вытащила из кармана платья, которое было на ней под теплым и тяжелым красным свитером, пачку разноцветных листков бумаги, быстро написала записку и протянула ее мне. Там значилось:
Меня зовут Генриетта Бич, я слышу, но не говорю. Малышка очень, очень больна, ей нужен хороший врач.
Я прочла это и посмотрела на нее в надежде, что у нее есть еще какая-либо информация.
– А вы знаете хорошего врача? – спросила я.
Она уверенно кивнула и быстро протянула мне зеленую записку:
Ваше счастье, что я в этом автобусе: мой мальчик – самый лучший доктор.
– Ей-богу, мы родились под счастливой звездой, если кто-нибудь направит нас именно к такому, – пробормотал Крис, когда я протянула ему записку.
– Эй, шофер! – выкрикнул самый