вы все трое жили в одинаково чудовищных условиях.
«Четверо, а не трое», – стучало у меня в мозгу, но я не сказала ни слова о Кори.
– Если вы хотите сказать, что приютите нас, пока Кэрри не выздоровеет, – сказал Крис с подозрительным блеском в глазах, – то мы чрезвычайно благодарны вам. Мы будем очень стараться, а когда сможем уехать, выплатим вам все до последнего цента.
– Я хочу сказать именно это. И вам ничего не придется выплачивать, только работать по дому и в саду. То есть вы видите, что речь идет не о жалости и не о благотворительности, а исключительно о деловом соглашении, выгодном для обеих сторон.
Новый дом
Вот так это началось. Мы тихо поселились в доме доктора и в его жизни. Мы покорили его, теперь я это понимаю. Мы стали необходимы ему, словно до нас он и не жил по-настоящему. Теперь я и это понимаю. Он вел себя так, как будто мы осчастливили его, оживив его скучную одинокую жизнь присутствием нашей юности. Он заставил нас поверить, что это мы благодетельно осветили его жизнь, и мы очень хотели в это верить.
Нам с Кэрри доктор предоставил большую спальню с двумя кроватями, четыре высоких окна выходили на юг, два – на восток. Мы с Крисом смотрели друг на друга с тайной болью: впервые за долгое время нам предстояло спать в разных комнатах. Я не хотела разлучаться с ним и оставаться на ночь с одной только Кэрри, без его защиты. Мне показалось, доктор почувствовал, что он лишний, потому что он, извинившись, направился к дверям холла. Только тогда Крис заговорил:
– Мы должны быть очень осторожны, Кэти. Нельзя, чтобы он заподозрил.
– Подозревать нечего. Все кончено, – ответила я, не глядя ему в глаза, втайне надеясь даже теперь, что это никогда не кончится.
О, мама, посмотри, что ты наделала, заперев нас четверых в одной комнате и оставив там взрослеть! Ты же знала, чем это кончается!
– Нет, – прошептал Крис. – Поцелуй меня, спокойной ночи, и пусть тебя не кусают клопы.
Он поцеловал меня, я поцеловала его, и все. Со слезами на глазах я смотрела, как мой брат спускается в холл, не сводя с меня глаз.
В нашей комнате Кэрри устроила дикий рев.
– Я не могу спать ни на какой узкой кровати одна! – вопила она. – Я упаду! Кэти, почему эта кровать такая узкая?
Это кончилось тем, что Крис и доктор вернулись, убрали тумбочку, разделявшую две наши кровати, и сдвинули их так, что получилось одно широкое ложе. Это чрезвычайно обрадовало Кэрри. Но день за днем щель между кроватями расширялась, и однажды я проснулась оттого, что одной рукой и одной ногой провалилась в щель, а Кэрри уже и вовсе была на полу.
Мне нравилась комната, в которой Пол нас поселил: бледно-голубые обои, шторы в тон, голубой ковер. У каждой из нас было по креслу с лимонно-желтыми подушками, мебель была белая, в античном стиле. Такую комнату хочется иметь каждой девушке. Ничего мрачного, никаких картин с изображением преисподней на стенах. Ад был во мне, он возникал, когда я слишком часто вспоминала о недавнем прошлом.