преступница, страшная убийца, осквернительница неприкосновенного тела храмового служителя. Назад пути нет, она уже на другой стороне этой жизни и никто ей сейчас не посочувствует, даже лучший бывший друг. В многочисленных глазах окружающих лишь ненависть, торжество, любопытство и жажда кровавого зрелища.
Звук медного гонга заглушает гомон, и людское сборище мгновенно стихает.
Обращаясь к небольшой кучке старейшин, стоящих неподалеку на огороженной площадке, долговязый тощий глашатай громко зачитывает протокольную часть обвинения, перечисляя все противоправные деяния подсудимой.
Невольница впервые поднимает глаза, охватывая взглядом все пространство центра города.
Окруженная неказистыми кирпичными домишками площадь, мощенная речным валуном, упирается в два каменных храма, посвященных богу воздуха Энлилю и богине войн и секса Инанне-Иштар.
Но все пышное величие этих храмов меркнет, затмевается непревзойденным колоссом, возвышавшимся меж ними – зиккуратом26 бога неба Ану.
Выстроенная из миллионов тонн кирпича-сырца и облицованная слоем обожженного кирпича монументальная башня представляла собой трехъярусную пирамиду, прямоугольную в основании. Нижняя, самая широкая терраса окрашена в угольно-черный цвет, средняя – в кирпичный. Белоснежный верхний ярус, расположенный под самыми облаками, был увенчан храмом самого Ану – верховного бога Урука. От самой вершины вниз, к площади, вели три пологих каменных ступенчатых пандуса, имевших по 100 ступеней каждый. Подниматься по ним не было позволено никому, кроме высших жрецов.
Хоть каждому горожанину это строение, видимое ежедневно, было знакомо с детства, к нему невозможно было привыкнуть. Потрясающее сооружение нависало, довлело над зрителем, возвышаясь, казалось, до самого неба. Осознание того, что величайшее божество обитает совсем рядом, в святилище зиккурата, наполняло сердца жителей страны не только трепетом и благоговением, но и спокойной уверенностью в будущем, ведь город находится под защитой сверхсущества.
Покончив с вступлением, глашатай сделал долгую театральную паузу (сопровождаемую полнейшей тишиной) и, искусно сменив визгливый тенорок на сочный баритон, выкрикнул:
– Преступления возмутительны, дело исключительное и поэтому, судить это воплощение тьмы, – юноша бросил пламенный взгляд на обвиняемую, – будет величайший из благословенных, царь Урука и всего Ки-ен-ги, земное воплощение высших сил, солнцеликий и богоподобный Думузи27!
Восторженный гвалт разнесся по площади.
С самой вершины зиккурата раздался вдруг громкий металлический звон. Услышав сигнал, народ вновь затих. Чтобы увидеть, что происходит, городскому люду пришлось задрать головы и прищурить глаза от слепящего солнца, всматриваясь в вершину башни.
На фоне ослепительно белого храма показался человечек. Зрителям, взиравшим на такую высоту, он виделся не больше муравья. Неторопливо, останавливаясь на каждой ступени, высокочтимый