там, внизу, об этом они знают только понаслышке. Их холм от начала времен никогда не подвергался вражьим набегам. И Мог задал мне единственный вопрос, который имел для них значение:
– А он не христианин, этот молодой Артур? Не вздумает ли он порушить здешний храм во имя новомодного бога. Или же он умеет уважать старину?
Я ответил ему успокоительно и от чистого сердца:
– Он будет коронован христианскими епископами и преклонит колени перед богом своих родителей. Но он – сын этой земли и знает ее богов и тех людей, что все еще служат прежним божествам на вершинах холмов, у источников и бродов.
Краем глаза я заметил на полке за очагом аккуратно расставленные фигурки, такие же приходилось мне видеть в Пергаме и в иных местах, где свершаются чудесные исцеления, – дары богам: маленькие слепки частей человеческого тела или образы животных и рыб, знаки мольбы или признательности.
– Вот увидишь, – заверил я Moгa, – его рати пройдут здешними землями, не причинив разора; если же он сам сюда заглянет, то уйдет не прежде, чем сотворит молитву и оставит приношение божеству. Как делал в свое время я и сделаю нынче опять.
– Вот это разговор! – воскликнул мальчик с белозубой улыбкой.
Я тоже улыбнулся в ответ и опустил в его протянутую ладонь две монеты:
– На храм и для служителей его.
Мог что-то буркнул, мальчик Констант одним гибким движением поднялся на ноги и отошел к шкафчику в глубине комнаты. К огню он возвратился, держа в руках кожаный бурдюк и щербатую кружку. Мог поднял с пола свою кружку, и мальчик налил ему и мне.
– Твое здоровье, – сказал мне Мог.
Я ответил ему тем же, и мы выпили. Это был мед, крепкий и сладкий.
Потом Мог выпил еще и утерся рукавом.
– Ты спрашивал про стародавние времена, и мы ответили тебе как сумели. Теперь и ты, господин, поведай нам о недавних событиях на севере. Мы тут слышали только рассказы о битвах, о гибели королей и о воцарении новых. Верно ли, что саксы бежали? Верно ли, что король Утер Пендрагон долгие годы скрывал от всех юного принца и вдруг явил его на поле боя как гром среди ясного неба, и тот перебил один четыре сотни саксонских зверей волшебным мечом, который поет и пьет кровь?
И снова я стал рассказывать о том, как и что было, а мальчик подкладывал дрова, пламя вспыхивало с треском и заливало светом навощенные фигурки за очагом. Пес опять задремал, нежась у огня и положив старую голову мне на ногу. Я рассказывал, а бурдюк переходил из рук в руки, меду в нем все убавлялось, покуда наконец языки пламени не опали, угли не рассыпались золой, и я кончил рассказ похоронами Утера и намерением Артура подготовить Каэрлеон к весенним боям.
Мой хозяин перевернул бурдюк, потряс его и сказал:
– Пуст. Никогда еще не случалось ему сослужить лучшей службы. Спасибо тебе, господин, за добрые вести. Мы здесь живем своей замкнутой жизнью, но ты ведь находишься в самой гуще дел и, конечно, знаешь, что события даже далеко в Британии, – он сказал это так, будто речь шла о чужой стране за