прошу, не надо слов.
Поверьте бродяге и поэту…
И еще один монолог Остапа Бендера, который я принес Гладкову с намерением, чтобы он сочинил еще одно танго: «Вот тебе еще – главное танго Остапа Бендера». Но он сделал из него фокстрот. Я говорю, зачем ты это делаешь, зачем фокстрот? В фокстроте там слишком быстрый темп, люди не расслышат мои прекрасные стихи. Он сказал: «Андрей споет, все все расслышат». Так оно и произошло.
Нет, я не плачу и не рыдаю,
На все вопросы я открыто отвечаю,
Что наша жизнь – игра, и кто ж тому виной,
Что я увлекся этою игрой…
Нет, просят рассказать, как мы путешествовали с Городницким по северу, но это в другой раз. Это трагическая история все-таки, в основном, да. Я лучше приглашу Валерия Попова, который, по-моему, в программе числится следующим.
Валерий Попов: Как раз после Битова было легко, а после Кима очень тяжело. Но надо, потому что я оказался сменщиком Анатолия Генриховича Наймана, который вот был здесь. Прошли годы, и я докладываю, что произошло на принятом мной объекте. Я вообще добиваюсь в жизни всего, но всегда с огромным опозданием, и вот эта Будка мне досталась в совершенно разрушенном состоянии. Она падала, мой отец провалился под это самое крыльцо, где сейчас двенадцать человек сидит, и выдерживает оно их. Я как-то сижу и думаю, что же такое, за жизнь такая странная, вот развалится эта Будка, и я даже не знаю толком, что здесь происходило. И вдруг я вижу, вот здесь, где стоят многочисленные зрители, очередная экскурсия, (вообще, они часто здесь появляются, я уже привык), и замечательный библиотекарь, краевед, Ира Снеговая, которая знает про Комарово все. Кто здесь жил, она вам расскажет. Это совершенно потрясающее место, здесь такие люди ходили, и она все это знает. Я думаю, дай я пойду к Ире, узнаю еще что-нибудь про Будку, пока она не развалилась совсем. И Ира приглашает меня, мы с ней едем на кладбище, на могилу Ахматовой. И речь, то есть Ирина, идет о «сиротах» Ахматовой… Вы знаете их. Это Найман, Рейн, Бродский и Бобышев. И при слове «Бобышев» я вижу Диму Бобышева, идущего к могиле Ахматовой. Уже толстого, седого, но настоящего. Я знаю, что уже «сироты» Ахматовой… что жизнь их раскидала, поссорила, но я люблю их всех, я знаю, что у каждого из них есть за что его любить. И мы целуемся с Димой, он какие-то мемуары не те написал, но мне на это плевать, я знаю, что он замечательный поэт и мужик, и я его люблю, так же как и всех «сирот». И с ним еще один человек, незнакомый мне. Мы приезжаем сюда, выпиваем, смотрим на проваленное моим батей крыльцо. И вот этот человек говорит: «А, пожалуй, я это дело так не оставлю, я починю эту Будку». Это Александр Петрович Жуков, благодаря которому мы здесь находимся. И, действительно, приезжают какие-то плотники из-под Смоленска и как-то лихо, весело, за несколько месяцев делают вот этот шедевр. И мне понравилось, что Александр Петрович приехал через четыре месяца, в ноябре уже, на открытие новой Будки в той же самой курточке, в которой он был летом.
Дмитрий Бобышев с женой Галиной Рубинштейн у могилы Ахматовой в тот день, когда их встретил там Попов
То есть вот этот человек потрясающей скромности, и как бы ему самому ничего не надо. Вот эта курточка меня совершенно заставила полюбить