дел с лекарственными препаратами и вообще с фармацевтической промышленностью занимало многие умы за пределами компании.
Большую часть 1960 года газеты и журналы уделяли фарм-бизнесу значительное внимание, причем внимание отнюдь не благосклонное. Непрекращающиеся слушания в сенате США под председательством сенатора Кефовера оказались поистине золотой жилой для репортеров и одновременно вызвали бешеную ярость компаний, подобных “Фелдинг-Рот”. Этот двойной эффект был в значительной мере результатом тщательной режиссуры, осуществляемой сенатором и его командой.
Как водится при всех аналогичных заседаниях конгресса, основной акцент делался на политической ситуации, причем все было предопределено заранее. “Они движутся от продуманной идеи к заранее предопределенным выводам”, – писал вашингтонский репортер Дуглас Картер. Кроме того, в тенденциозности подхода к проблеме сквозило явное стремление сенатора Кефовера и его помощников создать шумиху в прессе. Сенатор оказался мастером сенсационных обвинений, с которыми он выступал каждый раз именно тогда, когда репортеры собирались вот-вот покинуть зал заседаний, чтобы передать сообщение в свои газеты: в одиннадцать тридцать утра – в вечерние выпуски и в половине пятого – в утренние. В результате выступления оппонентов попадали именно на то время, когда корреспонденты отсутствовали.
И несмотря на все это, достоянием гласности стал ряд действительно неприглядных фактов. Обнаружились, в частности, случаи непомерного завышения цен на лекарственные препараты, незаконные сговоры между конкурирующими фирмами в вопросах ценообразования, правительственные заказы на закупку лекарственных средств, полученные в обход закона, реклама препаратов, вводящая в заблуждение врачей, при которой сводились на нет, а иногда и полностью игнорировались данные об опасных побочных эффектах. Отмечалось также проникновение фармацевтических компаний в ФДА. Так, некий высокопоставленный служащий ФДА получил от одной компании “гонорар” на сумму в 287 тысяч долларов…
Кампания осуждения, развернувшаяся на страницах прессы, продолжалась в больших и малых городах, от побережья до побережья. Телевидение и радио также не остались в стороне. В общем, как заметила как-то Селия в разговоре с Эндрю в декабре:
– В этом году особенно не похвастаешься, какая замечательная у меня работа!
Селия в те месяцы находилась в декретном отпуске; их второй ребенок родился в октябре. Эндрю оказался прав, предполагая, что это будет мальчик. Назвали его Брюсом.
За несколько месяцев до этого события их жизнь стала значительно легче благодаря появлению молодой англичанки Уинни Огаст; она жила у них в доме и присматривала за детьми. Эндрю нашел ее по объявлению, помещенному в медицинском журнале.
Уинни было девятнадцать лет, раньше она работала помощником продавца в Лондоне, и, как она сама выражалась, ей “хотелось бы работенки полегче, да так, чтобы распознать, из какого теста вы, янки, слеплены, а