ей огорчение. Я и без того приношу всем, кто сближается со мною, одни несчастья.
По её лицу скатились две крупные слезы, и, видя её страдания, я всей силой мысли припал к Флорентийцу, моля его помочь и послать мне силы не разрыдаться.
– Предоставьте мне всё уладить. Я уже до прихода к вам объяснил Наталии Владимировне, что вас надо очень закалить для того, чтобы общение с нею, с её мощными вибрациями, не истощало вас. Вы скажите только, желаете ли довериться мне и пройти короткий курс лечения под моим наблюдением?
– Не только желаю, но умоляю вас помочь мне, доктор Иллофиллион. Я с самой встречи с Наталией Владимировной поняла, что со мной происходит что-то неладное. Но в последнее время я стала ясно сознавать, что умираю, – со слезами в голосе сказала леди Бердран.
– Ну, до этого ещё далеко, а закалить ваш организм и двинуть вас к систематическому знанию, как закаляться дальше самой, – это необходимо.
В эту минуту возвратилась сестра и, вероятно, доложила Иллофиллиону, что прибыли слуги с носилками. Это я понял потому, что через открытую дверь она показала на нечто вроде паланкина, который стоял в коридоре. Иллофиллион сам поднял больную и усадил её в полотняный паланкин, где всю её обложили подушками. Носильщики перенёсли паланкин с больной в наш дом. Немедленно был отыскан Кастанда, больная была помещена в комнату, находящуюся под нами, этажом ниже, и Иллофиллион отдал самые строгие распоряжения о её диете и о том, чтобы к ней решительно никого не пускали. После этого мы помчались обратно в холл, где ждал нас Бронский, беседуя с Ольденкоттом. Домик, в котором сейчас жил Бронский, был довольно далеко от нас, но зато очень близко к дому Аннинова.
Войдя в комнату ученика и друга Бронского, мы увидели, как мне показалось, на вид не очень молодого человека, брюнета, похожего на грузина, но на деле он оказался румыном. Присмотревшись внимательно, я понял, что человек этот молод, но чрезвычайно истощён. Он лежал, что-то бормоча.
– Отчего вы позволили вашему другу, разгорячённому, опалённому зноем, броситься в холодное озеро? Ведь вы сами не только не сделали этого, но даже мылись в тёплой ванне.
– Я умолял Игоро не делать этого. Но румыны вообще упрямы и думают, что лучше понимают потребности своей природы. К тому же мать Игоро – венгерская цыганка; она приучила его с детства к постоянной смене холода и зноя. Он никогда не болел за всё время нашего знакомства. Насколько мне всегда приходилось думать о своём здоровье, настолько же мой друг мог относиться к себе самым легкомысленным образом, и при этом у него никогда не возникало проблем с самочувствием. Поэтому-то я так и обеспокоен сейчас его болезнью.
– Да, он очень, очень болен. И если и выздоровеет, то не скоро. Вам придётся или оставить его здесь на моё попечение, или же остаться самому вместе с ним на долгое время, не меньше года, – осматривая больного, говорил Иллофиллион. – Я понимаю, что вам необходимо возвратиться к вашей деятельности. У вас, по всей вероятности, целый ряд контрактов в разных городах мира. Но о здоровье