очередной глоток. – Я не кинозвезда.
– Не может быть! – с наигранным удивлением воскликнул Берлинг.
«Пора от него отделаться, – подумал Рудольф, – не то придется просить помощи у швейцара».
– Да, – продолжала Гретхен, – я за кадром. Я из девочек с трауром под ногтями. По уши в ацетатной пленке. Я занимаюсь монтажом. Вот моя тайна и открыта. Я обычный скромный монтажер.
– Вы делаете честь своей профессии, – сказал Бэзил Берлинг.
«Избави Бог оказаться свидетелем чужого ухаживания», – подумал Рудольф, когда Гретхен сказала: «Вы очень любезны» – и погладила Берлинга по руке. Любопытно, как она ведет себя в постели, много ли у нее было мужчин и сколько сейчас. Если спросить, она скажет.
– Гретхен, – обратился к ней Рудольф, когда она, склонив голову, уж слишком нежно смотрела на актера. – Я должен подняться наверх и сказать Джин, что она может собираться. Ее паспорт у меня, она, наверное, захочет улететь завтра же. Но сначала мне нужно поговорить с тобой.
Гретхен скорчила гримасу. Рудольф чуть не дал ей пощечину. После всех сегодняшних событий он еле сдерживался.
– Допейте, милый, – сказала Гретхен Берлинry. – Мой брат – человек деловой, пчелка, трудолюбиво перелетающая с цветка на цветок.
– Разумеется. – Актер встал. – Надо, пожалуй, переодеться. Я сыграл три партии в теннис, и не миновать мне простуды, если я не переоденусь.
– Спасибо за угощение, – поблагодарила его Гретхен.
– Да что вы, что вы!
Дуайер тоже сказал: «Да что вы!» – вспомнил Рудольф. «Все сегодня чересчур вежливы, – кисло подумал он. – Кроме меня».
– Вечером увидимся, Гретхен? За ужином? – спросил Берлинг. «Высокий, но ноги тонкие и жилистые, – заметил Рудольф. – Я лучше выгляжу в теннисных шортах», – мстительно подумал он.
– Наверное, – ответила Гретхен.
– Рад был познакомиться с вами, сэр, – обратился Берлинг к Рудольфу.
Рудольф пробурчал что-то в ответ. Раз его называют «сэром», словно он уже стоит на краю могилы, то можно позволить себе быть раздражительным, как и положено в таком возрасте.
Брат и сестра смотрели вслед актеру, ступавшему по паркету пружинистым, энергичным шагом.
– Господи, Гретхен, – взмолился Рудольф, когда актер скрылся из виду, – и где ты только их находишь?
– В это время года не очень-то приходится выбирать, – сказала Гретхен. – Хватаешь, что подворачивается под руку. А какую неприятность ты так торопился мне сообщить? – Рудольф видел, что она вовсе не пьяна.
– Насчет Инид, – ответил он. – Мне хотелось бы, чтобы ты полетела завтра вместе с Джин и Инид и приглядела за ней. Или скорей за ними обеими.
– О Господи, – простонала Гретхен.
– Я не могу доверить Джин мою дочь, – угрюмо продолжал Рудольф.
– А ты сам не летишь?
– Нет. У меня еще масса дел. И когда вы прилетите в Нью-Йорк, поживи с ними в моей квартире. Миссис Джонсон в Сент-Луисе, ее не будет еще с неделю.
– Господи помилуй, Руди, – взмолилась Гретхен, – я