штук, – невнятно сказала Фрэнни, как будто ей вшили в рот добавочный язык.
– Пять! – воскликнул Айова Боб. – Ужасно!
– Этот пес опять здесь напердел, – сказал отец; судя по голосу, он был раздражен и устал, как будто они разговаривали, разговаривали, разговаривали все это время с самого момента, как уехали в медпункт.
– Он такой миленький, – сказала Фрэнни, и я услышал, как сильный хвост Грустеца застучал о стул или буфет: тук, тук, тук.
Только Фрэнни могла часами лежать рядом с Грустецом и не обращать внимания на его зловоние. Да, конечно, Фрэнни казалась менее чувствительна к запахам, чем кто-либо из нас. Она никогда не отказывалась поменять пеленки Эггу или даже Лилли, когда мы все были намного младше. И когда у Грустеца под старость случались ночные неприятности, Фрэнни никогда не смотрела на собачье дерьмо как на что-то отвратительное; у нее было странное любопытство к подобным вещам. Она могла дольше всех нас обходиться без мытья.
Я слышал, как все взрослые поцеловали Фрэнни, пожелав ей спокойной ночи, и подумал: вот такими и должны быть семьи – поссорились, а через минуту помирились и простили друг друга. Фрэнни, как я и думал, пришла ко мне в комнату и показала свою губу. Швы были жесткими, блестящими и черными, как волосы на лобке; у Фрэнни были волосы на лобке, у меня нет. У Фрэнка были, но ему это не нравилось.
– Знаешь, на что похожи твои швы? – спросил я ее.
– Знаю, – ответила она.
– Он очень больно тебе сделал? – спросил я, и она пригнулась к моей кровати, чтобы я мог потрогать ее грудь.
– Он за другую схватил, дурачок, – сказала она и отодвинулась.
– Ты здорово разделала Фрэнка, – сказал я.
– Знаю, – сказала она. – Спокойной ночи. – Уходя, она снова заглянула ко мне в дверь. – Мы переедем жить в отель, – сказала она.
После этого я услышал, как она пошла в комнату Фрэнка.
– Хочешь посмотреть на мои швы? – прошептала она.
– Конечно, – ответил Фрэнк.
– Знаешь, на что они похожи? – спросила его Фрэнни.
– Грубые какие… – сказал Фрэнк.
– Да, но ты знаешь, на что они похожи, правда? – настаивала Фрэнни.
– Да, знаю, – сказал он, – и такие грубые…
– Извини меня за яйца, Фрэнк, – сказала ему Фрэнни.
– Понятно, – сказал он, – с ними все в порядке. Извини за… – начал Фрэнк, но он никогда в жизни не сказал бы слова «грудь», а тем более «титька». Фрэнни ждала, я тоже ждал. – Извини… ну, за все…
– Да, конечно, – сказала Фрэнни. – Меня тоже.
Затем я слышал, как она пошла к Лилли, но та спала без задних ног.
– Хочешь посмотреть на мои швы? – прошептала Фрэнни. Затем через некоторое время я услышал: – Ну, сладких тебе снов, девчушка.
Эггу показывать швы не было, конечно, никакого смысла. Он решит, что это остатки чего-то, что Фрэнни только что ела.
– Хочешь, отвезу домой? – спросил отец своего отца, но старый Айова Боб сказал, что ему моцион только в радость.
– Думай