смотрит на деревянный крест за торговым центром. Никто никогда не построит здесь церковь.
– Я был уверен, что к тридцати мы станем звездами.
Они пьют на кухне, виски согревает, умиротворяет. Это жутко уютно: пить и болтать с лучшим другом, когда за окнами вьется туман. Они прислушиваются к паузам между фразами. Им нужно рассказать друг другу о диких и неправдоподобных вещах.
На столе сырная нарезка, лимон, упругие и шероховатые огурчики, оливки (в детстве Андрею казалось, что оливки воняют туалетом). Андрей отыскал на антресоли пластмассовое ведерко и погрузил в него елочку. Укутал ведерко простыней, получился эдакий сугроб.
– Ты и стал звездой, – сказал Хитров.
Ему не хватало этого: обаятельной улыбки товарища, газовой колонки над плитой (она однажды громыхнула так, что Люда или Лида едва не потеряла сознание), ворчливого холодильника.
– Звездой, – горько улыбнулся Андрей, – ты эту дрянь видел вообще?
– Я целевая аудитория.
– Нет, Толька. Не о том я мечтал. Не…
«Не собирался встречать две тысячи семнадцатый в вашей глухомани», – чуть не вырвалось у него.
«Счастливый ты, Толька, – подумал Андрей, – женщина любимая, доченька. И мы с Машей деток планировали завести, и в Прагу смотаться, и черт-те что еще».
Было больно представлять Машиного ребенка, похожего на папочку, на Богдана. Сероглазого, русого. В такие секунды шева возвращалась и вновь ввинчивалась в кишки.
Телефон Хитрова заиграл песню Лу Рида.
– Жена звонит, – извинился Хитров и выскользнул в коридор. Сид Вишес на плакате тоже был родным, из их с Ермаковым общего прошлого.
– Отмечаете? – спросила Лариса.
– Ну, так, по-скромному.
– Отмечайте, не спеши. Юла заснула, а мы с твоей мамой чай пьем.
– Сплетничаете?
– Естественно. Толь…
– Да?
– Расскажи Ермакову про змей.
Хитров вздохнул. И как она себе это воображает? Короче, Ермак, у нас с женой крышу снесло, нам гадюки мерещатся. К гадалке не ходи, решит Ермак, что друг в «Мистические истории» метит.
– Расскажу, – пообещал он. И поплелся на кухню, где Ермаков нарезал яблоко.
– Все нормально? – Андрей оглядел нахмуренного приятеля.
– Да, – неуверенно сказал Хитров. И залпом осушил свою чашку. Заел оливкой.
Андрей ждал.
– Ермак, а ты как считаешь, есть на самом деле что-нибудь такое… необъяснимое?
– Есть, – убежденно сказал Андрей.
«В соседней комнате», – подумал при этом.
– Слушай, – Хитров обвел пальцем подсолнухи на клеенке. – Я тебе про ремонт соврал.
– Любопытное начало.
– Мы к родителям переехали, потому что у нас в квартире…
Челюсть Андрея непроизвольно приоткрылась, и дыхание перехватило. Опережая исповедь, он догадался, что именно намеревается сказать ему Толька.
– …Не знаю, как это назвать. Херня у нас в квартире творится.