войди в мое положение. У тебя зажигалка в виде пистолета. Тетка утверждает, что злоумышленник в нее целился. В моей спальне выключатель барахлит и имеет обыкновение самостоятельно включаться. Вот он среди ночи и включился. И тетка увидела якобы убийцу. Понял?
Лева настороженно посмотрел на Артура: смутился ли нет? Не разберешь, но разговор этот Артуру явно не нравился.
– Пусть это буду я, если тебе это надо, – ответил он наконец. – Но если зажегся свет, то твоя тетя Маша должна была меня рассмотреть.
– Не рассмотрела. То ли свет ее ослепил, то ли она со страху глаза закрыла. Теперь лепечет что-то про бороду и шляпу.
– Я был без шляпы, – быстро сказал Артур. – И с бородой у меня тоже нелады.
– Старик, ну какая разница. Главное, если что, сознайся, что это был ты.
– А что – будет разговор?
– Вдруг она решит с тобой объясниться.
– И как она будет со мной объясняться?
– Может быть, и не будет. Ладно. Забудем об этом.
– Хорошо, забудем, – пожал плечами Артур.
Солнце, косматое и страшное, наконец, спряталось за верхушками елок на дальних горках. Небо полыхало самыми разнообразными красками. Здесь были и голубизна, и бирюза, и золотые окаемки на легких облачках. Флор прямо-таки облизывался, глядя на этот закат. Сидоров-Сикорский разжигал самовар. Артур притащил ящик пива. Явилась Инна и, таращась со сна, оглядывала всех с удивлением. Лева шипел ей в ухо: «Я всех позвал. Нельзя придаваться бесконечной мерехлюндии. Очнись, пожалуйста, и всем улыбайся».
– Я улыбаюсь, – шипела Инна сквозь зубы.
Последним пришел Флор – один, без помошников.
– А что Эрика не привел? – спросил Лева.
– Так он в Москве. Еще в пятницу уехал.
– Забавный парень, флегматичный, – заметил Лева.
– Это Эрик-то флегматичный? Да у него в душе все так и бурлит, только пар наружу он порциями выпускает. Но снопы он вяжет отлично.
– А Игнат так и сидит с удочкой?
– Нет. Он себя туалетной водой полил и навострил лыжи к женскому полу. У него тут любовь.
– В деревне-то любовь? – осуждающе заметил одноглазый Харитонов, один глаз его был скрыт повязкой, а другой – узкая щелочка в отечных веках, смотрел на мир настороженно и осуждающе. – Не понимаю я наших молодых мужчин. За тридцать лет перевалило. А они все на выданье. Такая инфантильность! Или это наша национальная болезнь?
С этого невинного вопроса и зашел разговор о менталитете разных народов. Теплыми летними вечерами в Верхнем Стане любили потрепаться на отвлеченные темы. Левушка принимал в этом самое активное участие. Эти неторопливые, пересыпанные остротами разговоры с внезапно вспыхивающими спорами под чаек, кофеек, водочку или, как сейчас, под пиво, напоминали ему давние кухонные беседы в Москве, когда он был еще ученым и не помышлял о бизнесе. Сейчас по этой части тоскливо стало. Соберешься со своими в клубе или в казино, сядут за стол. Выпивки до черта. И будут они тебе бескорыстно обсуждать чей-то менталитет? Да ни в коем случае! Каждый будет бубнить о насущном