плазмомёт. Огнемёт, само собой. И электромагнитный ускоритель. Тот же пулемёт, только не пороховой, а электромагнитный. Рейлган, если не ошибаюсь.
За спиной у меня – танковая рота, по сути, и сводная бригада пехоты. А что? БМД по боевым характеристикам Pz-III не уступит. А этот «пазик», третий, на данный момент основной боевой танк вермахта.
Задача наша – быстро взять взлётно-посадочную полосу, обеспечить её оборону, посадить самолёты, погрузить хроно-«зайцев» и их манатки, отправить в Москву.
Всего дел-то! Как два пальца об асфальт! Да-да, мотивирую сам себя.
Всё, броня наша встала, дальше – пехотой. У каждого отряда – своя задача.
В лоб идут «пленные». Дважды пленные. Так и идут в форме хивиков. Они – наш штрафбат. Всё привычно. Будут искупать кровью. Им был дан выбор – или атака в полный рост на пулемёты, или висеть на дереве. Умереть сейчас или умереть позже.
«Хохлы» и «гэрэушники» идут с бронёй. Под конвоем осназа. «Буйные» «хохлы» и «импортные» пленные едут в броне. В качестве мешков с дерьмом. Связанные, упакованные, как бандероли. Бандерлоги. Грохнуть бы их! Но уж я-то прекрасно знаю, как мозгокопатели НКВД умеют добывать информацию. Может, что и просеют в их гнилых мозгах.
Так, вот и зенитная батарея. Мелкашки скорострельные. А вот и часовой. Показал его сопровождающим меня волкодавам осназа. Беззвучными тенями они скользнули туда. Бесшумно. Завидую.
Слежу за тепловыми отпечатками. Возня, ручеёк тепла. Боец снимает перчатку, сигналит мне тёплой ладонью. Как я и просил.
– Вперёд! – вполголоса говорю я, не используя голосовые модуляторы Баси.
Берем имеющихся немцев в ножи. Тут же люди занимают места расчётов орудий. Стволы опускаются к земле.
По радио доложил Кельшу обстановку. Попросил разрешалова на дальнейшие безобразия. И… не получил его. Не понял?! Время – уходит. Рассвет нас ждать не будет!
– Подожди, Витя, чую – рано.
Чуешь, говоришь. Ну-ну! Поверим-проверим.
Ёжкин кот! Тарахтение двигателя, тень над головой, на ВПП заходит маленький самолётик. Связной какой-то.
– Теперь – пора! – в эфир сообщил генерал.
Вскочил, бегу. А быстро генерал освоился с рациями «гэрэушников».
Над головой с шипением взлетает зелёная ракета.
– Алярм! – кричит темнота передо мной.
Ух ты! Как ты закутался – замаскировался от моего теплового зрения! Мой пулемёт коротко рявкнул, уже мёртвое тело упало.
Кругом нарастала какофония боя. Люди кричали, стонали, визжали, ружейно-пулемётная трескотня. Глухие и звонкие взрывы гранат. Во! Со всех сторон нарастал гул: «А-а-а!» Это «штрафбат» пошёл в атаку. Ура! – кричат. Как будто наши.
Так, здесь тоже всё.
– Брат, – обратился я к старшему из сопровождающих меня осназовцев, – надо стоянки самолётов проконтролить.
– Самолёты жечь?
– Не хотелось бы. Но немцам на них улететь нельзя. Смотри – вон из того барака уже бегут к стоянкам. Вперёд!
Встал на колено,