знает, чем все может обернуться. Тут и талантов особых не надо, достаточно посмотреть на меня.
Народ захохотал, особенно парни. Я чувствовал себя словно после хорошей разминки на тренировке. Куча пар глаз в восхищении уставились на меня. Даже в лакроссе испытывать подобного мне не доводилось. В дальнем углу я приметил пышную волну темно-каштановых кудряшек. Рейчел. Девушка сидела спиной ко мне, вроде как в окно смотрела. Интересно, а почему она во всем этом не участвует?
– Но если мы хотим, чтобы фотка Кэма была повсюду, придется придать ей… как бы сказать… – я произнес это с подходящим к случаю французским акцентом —…пижонства. И выбор у нас только один, конечно. – Я пошел обратно по проходу, но боковым зрением заметил, что Олли дернулся, но я не стал обращать на это внимание. Я оперся о парту Рейчел. Девушка не подняла даже глаз. – Нам понадобятся почти сверхъестественные фотографические умения мисс Рейчел Эттингер.
И вот тут она наконец на меня посмотрела. Ее губы побелели – так были сжаты – а глаза казались просто огромными и блестели от слез. Девушка выглядела так, словно я ударил ее в живот: на лице смесь боли, гнева и чего-то еще… презрения, что ли. Рейчел вскочила, оттолкнула меня со всей силой, на какую только была, наверное, способна. Ее немного шатало, и, отпихнув меня, она наткнулась на угол парты, а потом выскочила из класса, забыв про сумку. Я смутно расслышал визгливые девчачьи смешки.
Какого черта? Я глянул на Дженкинса, но учитель по-прежнему весь был в своем журнале. Он всегда читает, чтобы убить время. Я перевел взгляд на Олли. Друг покачал головой. В его глазах читалось явное осуждение.
– Актриса, что с нее взять, – высказался Кэм, и все опять заржали.
Я растянул губы в улыбке и плюхнулся на свое место.
– Братан! – Я повернулся к Олли, он смотрел прямо перед собой, сильно сжав челюсти. – Что это вообще было?
– Ты видел ее упоминания в Flit? – пробормотал Олли, не глядя на меня.
– Нет. Я свои-то не разгреб, не успел. А что? Что-то не так? – В груди поселилось тяжелое щемящее чувство, будто мне к ребрам привязали гири. – Серьезно, Олли, что я натворил?
Друг повернулся ко мне, мышцы у него на лице чуть расслабились. Он вздохнул.
– Я знаю, что ты ничего такого специально не хотел, Кайл, но это была одна из самых паскудных твоих выходок.
– Правда, что ли?
Олли вздернул бровь. Весь его взгляд говорил: «Ты мне нравишься, но ты редкостный идиот».
– Я думал, всем просто весело. Скорее уж, я один вел себя как придурок.
– Да брось, Кайл.
В кармане у меня загудел телефон. Я вытащил сотовый. Мама.
– Прости, дружище, но, кажется, я должен ответить.
Я повернулся к Дженкинсу – учитель как раз встал и разминал затекшие руки-ноги – и одними губами произнес: «Мама. Можно?» – помахав в воздухе телефоном. Дженкинс ткнул пальцем в часы и коротко кивнул. Перемена почти закончилась.
– Но ты же знаешь, что это была просто шутка?
Телефон