Его ради вечного спасения души. Кто принимает сердцем своим Христа Искупителя и святые евангельские законы и будет сообразно этому жить, тот делается христианином, а кто отвергает или оставит в небрежении это, тот остается только при своем падшем естестве, в котором добро первоначально смешано со злом, такой человек не может называться христианином, он чужд христианской жизни и спасения Христова. Личиной добра, оставшегося в падшем естестве, враг и старается всех отвлечь от Христа, доказывая злохитро, что падшее добро есть единственное добро, ибо оно таким и кажется тому, кто не знает учения Христова. Кто, несмотря на все обольщения врага, будет держаться евангельского учения, тот должен неизбежно пережить борьбу внутри себя. Падшее естество любит себя и любит мир сей, а Евангелие требует самоотвержения и любви к Богу. Поэтому согласия между ними не может быть никогда.
Душевное чувство, или «сердце», – это око человека, устремленное в горний мир, или, еще лучше сказать, это – лампада в душевном храме нашем. Как в комнате своей пред молитвой мы зажигаем лампаду, так в душе молитвой мы зажигаем душевное чувство. Оно горит или огнем благодарения и славословия Господа, или огнем покаяния пред Ним. Зажечь чувство подобными выражениями к Богу цель всякой молитвы нашей. У святых чувство пламенело любовью к Богу – вседушевной. У нас огонь сердечной лампады мерцает чуть-чуть и более чувствами сокрушения о грехах. Мы – лен курящийся (см.: Ис. 42:3). Но когда вспомнишь море милосердия Божия, при своей сплошной греховности, душевно верится, что и нас, носителей льна курящегося, не оставит Премилостивый Создатель Своею все покрывающей и все очищающей благодатью.
Душа должна всегда находиться на распутье между упованием на милосердие Божие и страхом вечной гибели за нерадение.
Первый плод присутствия в человеке Духа Божия есть истинное просвещение. Как слабы и медленны были умом апостолы, доколе не прияли Святого Духа! Высокое учение Спасителя большей частью не вмещалось в их понятии; величественные обетования Его не приносили им утешения; чистота Его нравственности казалась непостижимой; самые простые притчи нередко приводили их в недоумение. Но едва только сошел на них Дух истины, исчезли все предрассудки, исполнявшие их ум; в Его свете они узрели всё в настоящем виде, увидели, что надлежало совершить их Учителю, и что остается сделать им. Великая тайна искупления раскрылась пред ними во всей полноте и величии; они не требовали более, да кто учит их, – сами сделались учителями всего рода человеческого.
Так бывает и со всяким, рожденным от Духа (см.: Ин. 3:8). Он не имеет той непогрешимости ума, чтобы слова и писания его могли служить непреложным правилом веры и деятельности для других, ибо не все апостолы (1 Кор. 12:29); в нем нет дара проникать во все тайны Промысла, замечать взаимное отношение великих путей Божиих, обнимать созерцанием будущую судьбу христианства, ибо не все пророки; он может