– это зомби.
Любовь – это Голем.
Любовь – это робот, который убил.
Ты приходишь обычно в полночь, зажигая на небе души,
А капельною мессой – во семь горл – костёлы сходят с ума,
Когда на дистанции вдоха, чёрный и вездесущий,
Расправляет крылья летучей мыши твой Буцефал – Симаргл.
Ты приходишь считать госпиталя и шпили,
Разрывая штиль, как дамский бюстгальтер.
Ты разрисовываешь мой город тонким античным стилем.
Кто ты? Гравер? Харон? Капитан? Дон Жуан? Бухгалтер?
Ты приходишь, как выбор без выбора:
Так инквизиторы делают выговор,
Превращая его в приговор
От семи церквей,
Ты приходишь, – как суховей,
В город, где степь
Заменяет брусчатый степ,
Ты привносишь полынный темп,
Оглашая расколотым колоколом:
– Вот оно, наше племя!
Ты вплетаешь себя в безвременье,
Как мотив вплетается в преступление.
Художнику Сергею Поляку, который не дожил до своего девятнадцатилетия
Издохли псы. Пришли в негодность мимы.
А этот снежный выцветший батист
Течёт в ладони, как непогрешимый
Огонь Христа по пальцам аббатис,
Изрезанных решёткой монастырской, —
На этот холст, завещанный Эль Греко,
Где карнавал, спрессовываясь смыслом,
Пророчит тиф. Юродивый калека
Меж двух атлантов здесь остался третьим,
Как очерк трупа мелом на асфальте.
Они глядят с его автопортретов,
Сложив в молитве сморщенные пальцы.
На кожу лиц, на алебастр сердец
Ложится снег, как булла консистории.
Два яблока в раю – один конец:
Гореть в аду, попав на Суд истории.
Там, на картинах он дожил до дня
Морщинки первой: праздничность фрагмента —
Терниста так, что звёздная стерня —
Ковровый путь на бунт рисорджименто.
Куда ты пойдёшь? На таран? На танцы?
В Крестовый поход за веру?
Льняная лазурная кровь на снежных одеждах.
Извечный вопрос: камо грядеше?
Глава Иоанна – на блюде легионера.
Танцуй, Саломея: кровь – не вода,
Кровь – атомарное зелье.
Танцуй Саломея: ты – молода
И ещё не познала похмелья…
Тимпаны. Тюльпаны. Движенья чумные.
В снег забинтованные тычинки
Алых цветов. Карантинные выходные —
По школам:
Не надо учить «Кларнеты» Тычины!
«Не стань соглядатаем брату», —
Молю. Качнулись весы.
С руки Саломеи – кровавым каратом —
Соскользнули гранатовые часы.
То били тимпаны, – но он не просёк,
Предпочтя тишину скитальца.
А кем мне стать, когда выйдет срок?
Чашей?
Весами?
Танцем?
Куда ты пойдешь? Ну, куда ж ты пойдёшь?
Жалеть и враги