женщин полуголых.
Сальный взгляд из-за плеча.
Блажь. Измены и уколы.
Равнодушия печать.
Защищённость. Слуги. Связи.
Власти сладостный глоток.
Князи мира, князи грязи,
Крепко вросшие в порок.
Лишь однажды в чреве ночи
В пот холодный бросит вас,
Гордецов и одиночек
С тусклым светом сытых глаз.
И прошепчет смертный мо́рок,
Губы к уху поднеся:
Что там дальше? Вам за сорок!
Или: вам за пятьдесят!
Дальше – вечная сиеста.
Яхты. Ветер. Паруса.
И оплаченное место
У себя на небесах.
«Нам возраст дал уверенность и сытость…»
Нам возраст дал уверенность и сытость,
На лицах вывел мрачную печать,
И, сидя у разбитого корыта,
Мы стали в главном слабнуть и мельчать.
Душа бежит из чада душной блинной,
Но тело наше тянет вниз её.
Работой нескончаемой и длинной
Мы честно заслужили забытьё.
Как айсберги, омытые теченьем,
В недвижности набрав великий стаж,
Мы на Христа и на его ученье
Глядим с сомненьем через опыт наш.
Мы думаем: само придёт спасенье,
Но тянут вглубь, в зыбучие пески
Одетые на грудь из опасенья
Доспехи недоверья и тоски.
И если вдруг появится безумец,
Который нас захочет изменить,
Пусть не берёт воинственный трезубец,
Не разорвёт преемственную нить.
Пусть панцирь сбросит, если он бесстрашен,
Покажет, как иначе можно жить.
И мы ворота наших гордых башен
Прикажем навсегда разоружить.
«Ты не звонишь. Ни писем, ни вестей…»
Ты не звонишь. Ни писем, ни вестей.
Не верю я, что нам идти не в ногу,
что утонула ты, увязла понемногу
в трясине развлечений и страстей.
Ты говоришь: такая, мол, как есть,
Хочу как все, хочу не выделяться.
И тратишь жизнь, чтоб лучше одеваться,
И дружишь с теми, кто горазд на лесть.
А я так неудобен, неуклюж,
Несовременен в этой шайке праздной
И вечно лезу с речью несуразной,
Напутствием, что он тебе не муж.
А кто? Лишь обещаний головня,
Семь лет игравший мнимого супруга…
Вы взяли всё, что можно друг от друга,
Взамен осталась только болтовня.
И знаешь ты. И говоришь сама.
Тюрьма не заперта – лети свободно, птица!
Но ты на всё готова отшутиться,
Страданья скрыв остротами ума.
Мне эти шутки, лёгкость и туман
Страшней всего, когда теряешь друга…
И неизменность, и порочность круга —
Беспечной жизни сладостный обман.
Теперь лишь не и ни в моих стихах,
И незаконченность, и недоговорённость.
Молчание