до того никакого фотона нет.
– Хорошо, – говорит он, – тогда откуда же он берется? Как он испускается?
Я попытался объяснить отцу, что число фотонов не сохраняется; они просто создаются из-за перемещения электрона, – но не слишком хорошо сумел это сделать. Я сказал:
– Это как те звуки, которые я издаю сейчас: до того их внутри меня не было. (Совсем иначе вышло с моим маленьким сыном, который в один прекрасный день, когда был еще совсем крохой, заявил вдруг, что больше не может произнести некое слово – слово это, как выяснилось, было «кошка», – потому что запас слов в его «словарном мешке» истощился. Никакого «словарного мешка», из которого вы вынуждены извлекать слова, по мере того как их произносите, не существует; в том же самом смысле не существует и никакого «фотонного мешка» в атоме.)
В этом отношении я отца не порадовал. Я так и не сумел объяснить ему ни одной из тех вещей, которых он не понимал. И выходит, он оказался неудачником: он послал меня во все эти университеты, чтобы узнать ответы, и так ничего и не узнал.
Моя мать – хоть и не понимала ничего в естественных науках – тоже оказала на меня большое влияние. В частности, у нее было замечательное чувство юмора – от нее я научился тому, что высшие формы понимания, которые нам доступны, – это смех и человеческое сострадание.
Не все ли равно, что думают другие?
Когда я был подростком лет тринадцати, я каким-то образом оказался в компании ребят чуть постарше и опытнее меня. У них имелось множество знакомых девочек, и они ходили с ними гулять – чаще всего на пляж.
Как-то раз, когда мы были на пляже, большинство ребят ушли с девочками на какой-то причал. Я слегка интересовался одной девочкой и проговорил вслух свою мысль: «Ну и дела, похоже, мне хочется позвать Барбару в кино…»
Стоило мне это сказать, как парень рядом со мной вошел в азарт. Он бежит на скалы и находит Барбару. Подталкивает ее в спину, то и дело громко повторяя: «Барбара, Фейнман хочет что-то тебе сказать!» Это смутило меня окончательно.
И вот уже все ребята стоят вокруг меня и говорят: «Ну, скажи, Фейнман, скажи!» Вот так я и пригласил ее в кино. Это было мое первое свидание.
Я пошел домой и рассказал обо всем маме. Она дала мне всевозможные советы, как делать то и то. Например, если мы едем в автобусе, я должен выйти первым и подать Барбаре руку. Или, если нам придется идти по улице, я должен идти по внешней стороне. Она даже сказала мне, какие слова надо говорить. Мама передавала мне из рук в руки культурную традицию: женщины учат своих сыновей, как надо себя вести со следующим поколением женщин.
После обеда я надеваю на себя отглаженную одежду и иду к Барбаре домой, чтобы ее пригласить. Я нервничаю. Она, конечно же, не готова (это всегда так бывает), и ее семья приглашает меня подождать в столовой, где они обедают с друзьями – там множество людей. Они говорят что-то вроде: «Ну разве он не симпатяга?» – и прочее в том же духе. Я не чувствовал себя симпатягой. Это было совершенно ужасно!
О том свидании я помню все. Когда мы шли от ее дома к новому маленькому городскому