Ее что… убили?
Страшное предчувствие сжало все внутри в напряженно бьющийся комок…
– Этого еще не хватало! – опешил Лазаретов. – Она жива. Но ее муж!..
– За что? – невольно вырвалось у Невского.
Лазаретов лишь выразительно поморщился да руками развел: дескать, батюшки, за что ж на свете убивают, экий вы наивный человек!..
– Вот этого как раз никто толком и не знает, – словно проснувшись, защебетала Виолетта Прохоровна. – Говорят разное… И жулик, и подрался, и кто-то, может быть, из зависти… У нас тут такая паника…
– Виолетта Прохоровна, – с мягкой укоризной произнес Лазаретов, – опять вы какие-то удивительные вещи говорите… Где вы видите панику? Я, по-вашему, паникую, или, скажем, Михаил Викторович, или Евфросинья Аристарховна? Право… Совестно такое слушать!
Разволновавшись, Невский и не пробовал вникать в смысл его слов.
На мгновение в памяти всплыло самодовольно ухмыляющееся лицо Куплетова…
«Она вам такого наговорит… А вы уши и развесили… У нее жених! Четвертый год!..»
Да откуда? Почему?
Какое ему дело, в сущности?!.
И это совершенно несуразное, внезапное убийство… Черт знает что!
– Кто сообщил?
– Она сама – Лидия Степановна, – с готовностью ответила Виолетта Прохоровна. – Прибежала утром – и криком кричать… Всех подняла. И уж так убивалась, так убивалась… Я, правда, не видела… Но – говорят!
И я не слышал ничего, подумал Невский. Странно и досадно… Только время зря потратил на пустые препирательства с массовиком!..
– Вы ведь вчера поздно с ней гуляли… – ни с того ни с сего, меланхолично глядя в сторону, заметила вдруг Евфросинья Аристарховна.
То была солидная оплеуха, однако Невский сделал вид, что это – так, сущий пустяк, не сто́ящий в действительности долгих обсуждений.
– Верно. Я проводил ее до автобусной остановки. Потому что было поздно и темно. А вы, простите, за всеми эдак наблюдаете или только за мной?
Лазаретов заинтересованно прислушался.
– Я ни за кем не слежу, – враждебно проговорила Евфросинья Аристарховна.
– Ой ли?! – качнул головою Невский. – Что-то мне не слишком верится…
– И на здоровье. Я никого не прошу верить мне или нет. Но разнузданных гулянок у себя под окнами я тоже не потреплю! Это вам не танцульки, и вы не у себя дома. Здесь, как вы знаете, общественное место.
Последние фразы она произнесла нарочито громким голосом, чтоб было слышно всем, после чего, считая, вероятно, свою миссию успешно выполненной, со смиренным видом отошла на несколько шагов, недвусмысленно давая понять, что сосед по столу теперь для нее как бы и не существует.
Вон ты куда хватила, подумал Невский. Недооценил я тебя, тихоню.
В другой бы раз он только отмахнулся, не придав ее словам значения, но теперь все сказанное обрело вдруг непонятный и тревожащий подтекст…
Нет, никакой вины он за собой, естественно, не ощущал, однако догадался: Евфросинья Аристарховна и впредь готова отравлять