все ушли к Роду?»
– Бабушки наши в лесной избе, – сказал вдруг Добромысл, – травки собирают… Коли после дождя тепла не убудет, травки большую силу наберут.
– А дождик не унимается, – вздохнул Доброслав. – Мокро будет в лесу.
– Утро вечера мудренее. Ляжем-ка спать да наспим солнышко, – объявил свою волю Радим. – Гости с дороги уморились.
Благомира и Баяна положили на печи.
Волхву приснилось в ту ночь, будто у него из ног выросли корни, вошли в землю, и стал он вечным деревом, с вершиной, полной певчих птиц. А Баяну мама приснилась, ласковая Власта. Грела его, положа себе под бочок, и так было хорошо, так пахло мамой, что всю-то ночь он улыбался.
Утром небо сияло, и, пропев Сварогу славу, бортники-мужи отправились в леса добывать из дупел мед, а деды и Благомир с Баяном пошли поклониться батюшке-дубу.
Весь бортников была невелика – полдюжины изб. Но каждая изба – как терем. Крыши тесовые. Дворы крытые. За дворами огороды, за огородами – лес. Липы, дубы, явор[11] кое-где.
Воздух гудел, звенел. Баян не мог понять, что это. Добромысл показал ему на дупла. Все деревья были с дуплами, и над каждым – какое-то мелькание.
– Пчелки трудятся, мед носят. Чуешь, какой дух?
– Сколько у вас деревьев-то медвяных? – спросил Благомир.
– Не считано, – сказал Добромысл. – Посчитаешь – сглазишь, без счету живем.
Медвяный бор был не густ и совсем не велик. Деревья скоро расступились. Вышли на поле, засеянное гречихой. Здесь, в ложбине, посреди земли и неба стоял батюшка-дуб.
Невелик был дуб, но тяжел. Земля под ним прогнулась. Проломил бы насквозь твердь – корни держали. Во все стороны раскинул. Могучие корни. Сам кряжист, толст непомерно. Вершина зеленая, но кучная, не разбрелась по небу. Два дупла в дубе, как два глаза.
– Глядит! – сказал Благомир.
– Глядит, – согласился Радим.
– Запах дивный!
– Как же без запаха? Внутрях-то у батюшки медку бочек сорок! – Добромысл подставил ладонь ветру и понюхал пальцы.
– Хе! Сорок! – засмеялся Радим. – Здесь сама земля медом напоена. У батюшки-дуба мед никогда не брали.
Подошли ближе, сели на длинную древнюю скамью, струганную из целого ствола.
– А куда птицы подевались?! – удивился Благомир.
– Хе! – высоким голоском откликнулся Радим.
Доброслав, протерев глаза, окинул быстрым взором небо.
– Вон куда смотри! – указал отцу Добромысл.
Темная птица, тяжко взмахивая крыльями, летела со стороны леса.
– Орел! – узнал Благомир.
– Орел, – улыбнулся Радим. – Кушанье деткам несет.
– Собака, что ли, у него?! – удивился волхв.
– Должно быть, волчонок.
– Волчонок?!
– Наши орлы своих деток волчатами откармливают, – сказал Добромысл.
Орел сделал круг над дубом, посмотрел на гостей, признал за своих, сел на дерево, и густая крона скрыла его от глаз.
– Не станем мешать великой птице! – Волхв поднялся, поклонился