с зарей. Сначала под парусом, потом на веслах.
Увидели вдруг лодчонку, мчащуюся к берегу. Лодка врезалась в песчаную отмель, и через несколько мгновений двое рыбаков были на конях и галопом уходили в степь.
– Печенеги! – Блуд хищно раздувал ноздри.
– Рыбу ловили, – сказал Вышата добродушно. – Вон и сеть стоит.
Подгребли поближе, достали сеть: улов на диво. Решили ухой побаловаться. Пристали к берегу, рыбу в котлы. А сеть опять поставили, чтоб печенеги не очень-то обиделись.
После обеда гребли вальяжно, неторопко. До Священной рощи, до Семи Дубов оставались считанные версты. Ветер дул супротивный, но могучий ток воды нес корабли, как задремавших качек. Гребцы ветру даже радовались:
– Пусть разгуляется. Обратная дорога будет легче.
Вещий дед Боровик
Князя Святослава и его дружины еще не было. Боярин Блуд принялся командовать гребцами. Приказал варить кулеш, печь в кострах лепешки с мелко нарезанной солониной, и не только для себя – на всю дружину.
Вышата взял двух коней Блуда, поехал с Ярополком к Семи Дубам.
Эти семь древних великанов росли в двух верстах от Священной рощи.
Навстречу всадникам вышел худенький отрок в огромной шапке.
– Как гриб! – удивился Ярополк.
– Это и есть гриб, дед Боровик.
– Дед?!
Только подъехав ближе, княжич разглядел, что у маленького худенького человечка седая борода.
Дед Боровик был в белой рубахе, а дивная шапка, похожая на шапку гриба, оказалась лубяная.
– Слушай, что он скажет, – быстро прошептал Вышата. – Что скажет, то и будет.
Дед Боровик еще издали поклонился всадникам, показал крошечными своими ручками на деревья.
Спешились, привязали лошадей к столбу.
– К пращурам ступайте, к пращурам! – крикнул дед Боровик, приближаясь. – Выи у вас гордые, да ведь и дубы не простого звания. Се – царь-дубы. Не токмо князю Олегу да князю Аскольду листьями шумели, но и князю Кию[37] и самому скифу Колоксаю, коему дались и огненный плуг, и огненная секира, и чаша яропламенная.
Друг от друга дубы стояли неблизко, а кронами соединились в единый шатер.
– Вон на том камешке посиди! – показал Вышата на выступавший из земли плоский белый камень, заросший зеленым нежным мхом.
Ярополк подошел к камню, дотронулся ладонью до мха. Нежный, теплый. Сел. Вышаты не видно. Одного оставил.
«О чем же надо думать? – встревожился Ярополк. – О важном, но о чем? Почему Вышата ничего не сказал…»
И вдруг ахнул: не грех ли у дубов судьбу пытать, когда крещен, когда знаешь: весь мир – творение Единого Господа Бога.
Поглядел на дубы. Необхватные. Пятеро тиунов не обхватят, а тот, что чуть в стороне – десятеро не обхватят.
Вдруг листья сильно зашумели, словно кто-то схватил дубы, как веник, и встряхнул. Уже в следующее мгновение все было тихо, и Ярополк обомлел. Он прозевал вещий говор листьев.
Беспомощно оглянулся и увидел у ближайшего дуба деда Боровика. Гриб и гриб.
– Не много тебе нашумлено, – сказал дед и