завтрак в постели, а я сидела на краю стола, болтая ногами. – Что там у нас еще? Мы как-то ничего не можем спланировать. Мы обследовали все, что лежит на поверхности, и похоже, что Ламбис и твой Марк между делом хорошо исходили деревню.
– Уже по крайней мере четвертый раз ты называешь его моим Марком.
– А разве не так?
– Не так.
Фрэнсис усмехнулась:
– Попробую запомнить. Как я уже говорила, все, что мы можем сейчас сделать, это вести себя как обычно и держать ухо востро. Иначе говоря, мы уходим на весь день и берем с собой камеру.
Я помню, что почувствовала постыдное облегчение.
– Хорошо. Куда ты собираешься идти?
– Поскольку мы уже осмотрели берег и деревню, горы – достаточно объяснимый выбор, и мы можем теперь вполне логично расширить наши поиски. Во всяком случае, ничто не помешает мне увидеть те ирисы, о которых ты мне рассказывала вчера вечером.
– Такие заросли, что приходится прямо идти по ним, – радостно сказала я, – и цикламены по всей скале. И дикие гладиолусы и тюльпаны. И анемоны трех цветов. И желтая кислица величиной с пенни. Ладанники размером с чайную чашку и цвета девонширских сливок. Ну а если пойти повыше, еще те самые пурпурные орхидеи, о которых я тебе тоже говорила…
Фрэнсис застонала и отпихнула в сторону поднос.
– Проваливай отсюда, звереныш, и дай мне подняться. Да, да, да, мы заберемся как можно выше, как ты захочешь, только бы выдержали мои старые конечности. Ты меня не дурачишь насчет орхидей?
– Нет, честное слово, нет. Венерины башмачки, или как там их еще, величиной с полевых мышей, а стелющиеся растения, как в магазинах, ты на них все никак не решалась потратиться.
– Я буду готова через полчаса. Пусть Седди соберет нам ланч. Мы ведь можем пробыть там целый день.
– Седди?
– Маленький лорд Фаунтлерой. Я забыла, что твое поколение ничего не читает, – сказала Фрэнсис, выбираясь из постели. – И чтобы был чертовски хороший ланч, скажи ему, и с вином.
Ветер с моря забирался далеко вглубь суши, и у моста через речку было восхитительно прохладно. Мы пошли вдоль речки по тропке, по которой я проходила вчера.
Двигались мы медленно. Фрэнсис, как я и предполагала, приходила в восторг от всего, что видела. Шуршащий сахарный тростник, стоящий по канавам. Пара горлиц, взлетевших откуда-то из цветущих дынь. Яркая стрекочущая сойка. Гнездо скалистых поползней, которое я нашла на разрушенной стене. И цветы… Вскоре Фрэнсис перестала восторженно охать при виде бледно-сиреневых анемонов с сердцевинками цвета индиго, миниатюрных ноготков, маргариток – пурпурных, желтых, белых, – она преодолела первый порыв: их не то что рвать, их и трогать не следовало. Я от ее восторгов испытывала неменьшее удовольствие (Греция, как мне нравилось думать, была «моей» страной, и я ее показывала Фрэнсис). Так мы достигли верхнего плато с его полями и ветряными мельницами, и я тем временем почти забыла о своих вчерашних заботах.
На полях работали. Мы видели,