что же, поганец, здесь вытворяешь? – звенящим в мёртвой тишине шёпотом грозно спросил Псих. – Еретик и лжец!
– Правду говорю, – неуверенно ответил Тапок. – Истину.
– Обод Колеса гнётся от твоей чудовищной ереси, – постепенно набирая громкость, бил словами Псих. – Огонь, глад и болезни накличешь на общину своей гордыней, Колесу омерзительной.
– Так вон уже один никогда болеть не будет, – усмехнулся Тапок, кивнув на Илатовского.
– Как смели вы над братом, что на Вечную Колею встал, пакостные ужимки вытворять и слушать дерзкие речи подлого шагателя, коему место на колесе уже предназначено?! – обрушился Псих на прихожан.
Стражники потихоньку стали обходить Тапка с двух сторон, а лебы испуганно пятились на своих колясках, освобождая проход. Ары, потупив взоры, слушали Спицу, а он грохотал на весь храм, голос его налился металлом и несгибаемой волей.
– Лжец! Еретик! Предатель! Шелудивый пёс! Безмозглый ахт!
Тапок, бледный и съёжившийся, сделал последнюю попытку:
– Братья, верьте мне, я истиной с вами делился.
– Презренный шагатель! – совсем вышел из себя Псих. – Не мог ты видеть демонов и слышать их! Я тебе говорю – не мог!!!
И тогда Башмак, помахивая видеокамерой, от входа в храм, где он стоял уже давно, слушая речь Тапка, тоже вышел к алтарю.
– А вот и мог, – сказал он.
Завадский, оставшийся на пороге, одними губами сказал:
– Молчи, дурак.
Рядом с ним, привалившись к косяку, счастливо улыбалась Аня. Она, хоть и с помощью деда и Башмака, дошла до Главной Станции. Она стала настоящим шагателем. На ножках у неё были удобные кроссовки, и она даже уже придумала себе настоящее шагательское имя – Туфелька.
– Всё он мог, – продолжил Башмак. – И демонов видеть, и разговаривать с ними. Я тоже в Запретные земли сходил, с демонами поговорил. На камеру записал. Хотите покажу?
Он включил камеру и откинул дисплей, повернул его к прихожанам. И тут же убрал, закричал:
– Тапок правду говорит, а Спицы врут!
И тогда мастер Гоша сказал:
– Бей их.
Эта ночь потом вошла в историю резервации под названием «Ночь гнутых спиц». Лебы до утра грабили дома аров, делили ахтов, ломали терминалы Даров Колеса. Были убиты двадцать семь стражников, пятнадцать заведующих. На колесе, приготовленном для Тапка, повесили обоих Спиц, мэра и почему-то Леночку Азарову. А вот Александра Борисовича провозглашённый Осью Колеса Тапок приказал не трогать.
Профессор Науменко был изрядно удивлён, когда к нему в гости на чашку кофе напросился давний приятель, товарищ по университету, а ныне член Мирового Совета Андрей Остяков. Они не виделись больше двадцати лет, лишь изредка общались по коммам, поздравляя друг друга с праздниками, передавая привет жёнам да обмениваясь информацией об однокашниках.
Ещё больше Науменко был поражён, когда Остяков, едва поздоровавшись, вынул из портфеля явно собранный на коленке прибор и, воткнув перемотанный синей изолентой штепсель в розетку,