вплотную к самому дому. Наша с женой спальня располагалась через коридор напротив детской. Мы с Арсеном, не включая освещения, спустились на первый этаж. В сумраке прихожей я надел ботинки на босые ноги и взял с полки фонарик.
– Не боишься? – спросил я сына.
– Нет, – ответил тот, поблёскивая в темноте глазами.
– Женька спит?
– Не-а. Это он первый услышал плач и меня разбудил.
– Зови его. Только быстро и тихо, чтобы мама не проснулась.
Арсений на цыпочках убежал, а я, приоткрыв дверь в кухню, тихонько чмокнул губами. Малявка тут же прошмыгнула из кухни мне навстречу и встала на задние лапы, упёршись передними в моё бедро. Малявкой звали ручную лису. Она, будучи крохотным лисёнком, прибилась к нашему дому. На спине у неё было несколько колото-рваных ран, отчего я пришёл к выводу, что она чудом спаслась от того, чьи дети сегодня плакали в ночи.
– Малявка идёт с нами? – дети уже были рядом со мной и тискали довольную лису.
– Куда мы без неё? – я открыл входную дверь, и мы гурьбой вышли из дому.
Ночь была необычайно тихая, тёплая и звёздная. Ни облачка, ни ветерка. Почти полная луна в достаточной мере освещала наш путь, потому фонарик я пока не включал. Из-под навеса, потягиваясь, вышел Байрон. Байрон – дворняжка с примесью кавказской овчарки был огромен и грозен. Мы взяли его щенком из приюта в тот же день, когда на нашем подворье появилась Малявка. Его задачей было не столько охрана дома, сколько защита Малявки от соседских и бродячих собак, изредка забредавших на нашу территорию. Пёс и лиса росли вместе, укрепляя свою дружбу играми и совместной трапезой. Когда им выносили еду, а Байрон в этот момент отсутствовал, совершая обход находившихся под его охраной владений, Малявка никогда не приступала к еде одна. Она сидела возле миски Байрона, охраняя её до прихода друга. Как только в поле её зрения появлялся Байрон, она тут же отходила к своей тарелке и начинала есть. Вот только место для сна у каждого из них было своё. Малявка облюбовала себе кухню, а Байрон предпочитал спать во дворе под навесом.
Байрон без излишней суеты пристроился к нашей процессии, и вот уже всей ватагой мы завернули за дом. Я, зная, куда идти, направился по тропинке в нужную сторону в глубь леса и через пару десятков метров остановился около одной из сосен. Малявка с Байроном уселись под деревом, задрав головы вверх. Вверху, среди ветвей, была кромешная темнота.
– Слушайте, – прошептал я.
– Кого? – одновременно и тоже шёпотом спросили дети.
– Лес, – ответил я.
Тишина в лесу никогда не бывает абсолютной, но в этот момент она была именно такой. Казалось, что даже Байрон с Малявкой затаили дыхание, ощущая значимость момента. Вдруг, в темноте ветвей над нами раздался шорох. Через несколько секунд он повторился. И снова. Это уже походило на чью-то неторопливую возню. Я включил фонарик, направляя яркий луч в сторону доносившихся шорохов. Вверху, на толстой сосновой ветке, сидели