за молоко и печенье.
– Вкусно, – сказала она, прожевав угощение. – Очень вкусно.
– Она всегда так говорит, потому что сама его и печет, – объяснил Джонатан, взяв себе еще парочку.
– Итак, раз все заняты печеньем, я продолжу рассказ. На чем я остановился? Ах, да. Так вот, я переехал, когда понял, что здесь дело нечисто. Тут всегда было тихо, как будто дом к чему-то прислушивается. И потом я понял, к чему.
– К чему же? – подал голос Льюис, от волнения снова сползший на самый краешек кресла. Он даже забыл про печенье.
– К часам. Знаешь, как это бывает? Сидишь в комнате, часы тикают, и можно долго их не замечать. А стоит только стихнуть остальным звукам – ты и сам не заметишь, как вдруг… вот оно!
– Где? – Льюис вскочил, испуганно оглядываясь по сторонам.
Джонатан рассмеялся:
– Нет, нет, я не хотел тебя пугать. Я имею в виду, что потом вдруг я услышал, как в этой комнате тикают часы. Казалось, бой раздается прямо из стены. Если хочешь, пойди вот к той стене и послушай сам.
Льюис направился к рядам книг. Прислонил ухо к кожаным корешкам и прислушался. И широко раскрыл глаза.
– Они там, дядя Джонатан! И правда там! – открытие было волнующее, но удивленное выражение на лице Льюиса внезапно сменилось испугом. – А зачем это, дядя Джонатан? Зачем в стене часы?
– Не имею решительно никакого понятия, – ответил Джонатан. – Но я определенно хочу от них избавиться. Вот зачем мне все остальные часы. Не сказать, чтобы я обожал постоянное тиканье и внезапный ежечасный набат. Но мои часики мне нравятся больше, чем этот подарочек от колдуна.
Джонатан приуныл. Потом встряхнул головой, с трудом выдавил улыбку и продолжил:
– Ты, наверное, хочешь спросить, почему я не пробью стену и не вырву оттуда эти часы. Что ж, такой подход вряд ли сработает. Звук такой, будто эти часы прячутся за всеми стенами одновременно: на чердаке и в подвале, в гардеробных, подсобках и залах. Иногда их ход будто замедляется. Я надеюсь, однажды они остановятся. Но потом стрелки снова начинают идти как обычно. Не знаю, что и делать, – голос дяди теперь выдавал нотки отчаяния. На минутку Льюису показалось, что мужчина готов расплакаться. А потом влезла миссис Циммерманн.
– Послушай, чего тебе не нужно делать, Джонатан Барнавельт. Не нужно пугать Льюиса тем, о чем сам не имеешь понятия. В конце концов, тиканье часов может объясняться остаточной магией от экспериментов старого недоумка. Или это и вовсе жуки-точильщики. Или какая-нибудь иллюзия вроде шепота в галереях некоторых домов. У меня в голове тоже какой-то голос то и дело напевает что-то. Сначала слышится «пум-пум-пум», а потом и нет ничего.
Джонатан выглядел раздраженным.
– Ох, Флоренс, не надо притворяться. И ты, и я оба знаем, что это не что-нибудь безобидное. Я бы не стал рассказывать ничего Льюису, если бы просто хотел его напугать. Но мне кажется, будет гораздо лучше рассказать ему про часы, чем позволить думать, что его дядюшка вот-вот съедет с катушек. Понимаешь, он видел, как я обхожу дом по