порой бывают достаточно интересные беседы. – Она сделала паузу, и чуть заметная тень омрачила ее красивое, но постаревшее лицо. – Хотя я даже подумываю об отмене вечера на следующей неделе. В этом доме воцарилась неловкая атмосфера. Предполагаю, вы уже наслышаны обо всем. Но в то же время мне кажется, что все должно продолжаться по-прежнему. Единственную проблему создадут невыносимые газетные репортеры, но они больше досаждают моему брату, нежели мне.
Как заметил мистер Кэмпион, она прихлебывала свой жуткий напиток шумно, с вызовом, словно ощущала себя привилегированной персоной, чтобы позволить определенные вольности в поведении. Однако сохраняла привлекательность и выглядела на редкость внушительно.
– По-моему, я встретил вашего брата, когда входил сюда, – произнес он, но вынужден был прерваться, поскольку на ее лице отразился страх.
Но она быстро справилась с ним и улыбнулась:
– Нет, это был не Лоренс. Лоренс… Он другого типа личность. Одна из прелестей этого дома заключается в том, что тебе почти никогда не требуется спускаться и выходить на улицу. Улица сама приходит к тебе. Мы уже так давно живем здесь, понимаете?
– Да, – кивнул Кэмпион. – Все торговцы являются сюда сами, насколько я слышал.
– Торговцев не пускают дальше подвала. Наверх допуск имеют только профессионалы. Это так интересно, не правда ли? Я всегда думала, что социальное расслоение может стать отличной второй темой, если бы не была уже так занята. А вам встретился милейший мистер Джеймс, управляющий. Он ведет наши банковские дела. Я всегда приглашаю его к себе, когда возникает необходимость. Ему это ничего не стоит. Он и живет в квартире прямо над банком через дорогу отсюда.
Женщина сидела в кресле, чуть раскрасневшаяся и грациозная, не сводя взгляда своих красивых и умных глаз с лица Кэмпиона. Его уважение к ней возросло. Если Чарли Льюк был прав и у нее почти не осталось денег, ее способность заставлять людей угождать себе представлялась необычайной.
– Когда вы вошли, – продолжила она, – я подумала, что вы – очередной газетчик. Они порой вытворяют невообразимые вещи. Но как только увидела у вас в руках поднос, поняла свою ошибку.
Кэмпиону не слишком польстило это замечание, однако он промолчал.
– Та мелкая неприятность, случившаяся с нами, – ее тон стал снова величавым, – заставила меня задуматься о чрезвычайном любопытстве, свойственном вульгарности. Разумеется, я употребляю данный термин в его истинном, латинском смысле[6]. Мне пришла в голову занятная мысль: чем образованнее и культурнее человек, тем менее он склонен проявлять любопытство. А ведь здесь заключен определенный парадокс, некое противоречие, не правда ли? Хочется понять, вызвана ли сдержанность приобретенными внутренними табу или она существует изначально сама по себе. Как вы полагаете?
Из всех разнообразных аспектов дела Палиноудов этот пока ускользнул из сферы внимания Кэмпиона, но внезапно открывшаяся дверь спасла его от необходимости