зеркало всегда было самым обыкновенным.
– Ты хочешь сказать, обычным оно не было?
– Я имею в виду, оно приобретено у зеркальных дел мастера с императорским патентом, – пояснил он.
– А, вон оно что, – кивнула Вера. Такие зеркала стоили дорого, но были куда надежнее прабабушкиного трюмо, зачарованного пусть даже и хорошим магом. – Тогда дело дрянь.
– Что-то ты сегодня мягко выражаешься…
– Ну а какой смысл сотрясать воздух, если ты все равно выдаешь информацию в час по капле? – вспылила она. – Зачем вы здесь? Повторюсь: неужели не достаточно было прислать любого из твоих Гайя с подробным письмом? А если все настолько серьезно, что вы с господином Мирайни решили явиться лично, то почему молчите? При чем здесь вообще Ран? Вы полагаете, бабушка или мать могли передать ему это тайное знание, будь оно неладно, а потому опасность теперь грозит самому Рану?
– Зачем мне сотрясать воздух, если ты и сама превосходно обо всем догадалась? – усмехнулся Ханна Соль. – А рассказывать тебе что-то – дело неблагодарное, ты будешь ежеминутно перебивать. Проще потратить то же самое время и дать тебе… хм… выдохнуться.
– И не надейся, – фыркнула Вера. – Ну что ж… О том, какого рода это знание, нам, полагаю, не скажут?
– Тебе достаточно знать лишь одно: это касается моей семьи, – произнес Мирайни, – и может серьезно пошатнуть наше положение при дворе.
– Вы хотите сказать, Императору это не понравится? – живо спросила она, но ответа не дождалась. – Час от часу не легче… Значит, по вашему мнению, некто отыскал концы какой-то древней истории, сумел установить, что покойная бабушка Рана передала клятву и, возможно, тайные сведения его матери, а затем попытался дознаться их?
– Иной версии у меня нет, – устало сказал Мирайни. – А потому я спрошу твоего Гайя, Соль Вэра, если ты позволишь…
Он дождался кивка и продолжил:
– Гайя Ран, ответь честно: передавала ли тебе твоя мать или бабушка что-либо такое, что велела беречь, как зеницу ока? Не важно, на словах ли, в виде письма или, может быть, какой-то вещи?
– Говори, – негромко произнесла Вера, взглянув на Рана.
На лице его не читалось ровным счетом ничего, и голос не дрогнул, когда он ответил:
– Нет, господин Мирайни. Ни матушка, ни бабушка ничего мне не передавали. И, с вашего позволения, бабушка умерла, когда мне еще и одного круга не сравнялось. Я вряд ли вспомню ее лицо, не говоря уж о прочем.
– В самом деле? Разве она жила не со всей семьей?
– Только первое время, насколько мне известно. К моему рождению она давно уже перебралась в свой дом, господин Мирайни. Отец не слишком-то жаловал ее.
– Кстати, ты говорил, что матушка твоя уверяла, будто ты удался в прабабку, – вспомнила Вера. – Но о ней ты не упоминал!
– Я ее никогда и не видел, госпожа.
– Гхм… – откашлялся Мирайни. – Боюсь, это еще одна семейная тайна, в которую Ран не посвящен.
– Что вы имеете в виду?
– Его