И пройдя всего каких-то пару кварталов обычных пятиэтажек, детищ панельного производства, он вышел за город, где ему сверху открылся потрясающий вид на польскую равнину, разрезанную как бы пополам рекой Вислой, что была похожа на толстого удава, что блестел чешуёй, переливаясь в лучах полуденного солнца. Вдоль берега реки друг к дружке лепились польские дачки, чем-то напоминавшие наши пионерские скворечники, выкрашенные во все цвета радуги. Казалось, что путник вообще попал в некую сказочную страну жевунов из произведения А. Волкова «Волшебник Изумрудного города». Пока он шёл мимо этих милых строений, то из-за заборчиков за ним наблюдали аборигены, челюсти которых всё время что-то пережёвывали. Время было обеденное, и ему захотелось чего-нибудь перекусить. В дачном посёлке его буквально обдавало со всех сторон волнующими запахами тушёной капусты, а то и жареной курицы или свинины, но стоит отдать ему должное, он стойко перенёс эти искушения и вышел к реке.
«Так вот ты какая, река Висла!» – хотелось воскликнуть ему, и будь у него солдатская каска или котелок, то непременно бы зачерпнул и испил её мутной водицы. Горячее солнце, словно Дамоклов меч, зависло прямо над головой и жестоко припекало ему голову, да так, что становилось дурно. Видно, сказывалось вчерашнее употребление водки. Чтобы хоть как-то взбодриться, он решил искупаться, но едва зайдя в воду по пояс, взвыл от резкой боли в правой ступне. К списку выше перечисленных злоключений добавился ещё и глубокий прокол правой ноги от осколка стекла зелёного цвета, который впился глубоко в его ступню, словно клык хищного зверя. Несчастный путник готов уже был, как в кино, бить кулаками о землю от отчаяния и боли, как до его замутнённого сознания стало доходить то, что его… окружают! И подняв голову, он заметил с десяток «жевунов», которые стояли полукругом вокруг его распластавшегося тела и, всё так же чего-то там пережёвывая, переговаривались на своём языке с невероятным количество шипящих «чи» и «ши». Они все были роста ниже среднего и как на подбор пузатые и мордастые, со слегка вылупленными глазами. Как некий пароль, он снова услышал: «Цо, Сталин – курва?» И он, чуть было не теряя самообладания, опустошённым голосом выдавил из себя: «Курва… Курва, мать!» Боль в ноге стала невыносимой, пронзая, словно лезвием, его мозг, и вырвав из неё этот злополучный кусок стекла, он печально констатировал, что из раны сильно хлещет кровь. Поляки, услышав правильный ответ, добродушно закивали головами и, не обращая внимания на его пораненную ногу, стали интересоваться: «В Афганистане був?» А единственный подросток из толпы, улыбаясь, фальшиво пропел: «Белые розы, белые розы…»
Но так не могло продолжаться вечно, и всё-таки здравый смысл восторжествовал: один из пожилых «жевунов» с шикарно длинными усами а-ля Тарас Бульба и с физиономией Леха Валенсы что-то прошепелявил низкорослой тётке, и она колобком покатилась в сторону дач на своих коротких ножках, при этом нервно вздрагивая пикантными ягодицами. Довольно быстро